БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ (33)
Павел Рыженко «Вторая Присяга». 2013 г. Фрагмент.
ЕЩЕ О КНИГЕ И.П. ЯКОБИЯ
Якобий написал замечательную книгу о покойном Императоре Николае II. По словам И.И. Тхоржевского «от нее расходятся во все стороны злобные волны, разъедающие темные лучи ненависти», а в «русском национальном лагере возникли споры, расхождения, чуть не раскол». Но ведь Якобий ничего нового нам не сказал. И раньше о последних днях нашей Монархии многие говорили то же самое, но все эти разговоры никого особенно не трогали. Поговорят немного об изменах, а затем мирно глядят на портреты вождей и внимают их заветам. И никто не старался отделить их «работы» во время революции от работы во время белого движения, а Якобий именно это и сделал. Вот почему его «разоблачения» и произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Он просто поставил уже известные нам факты на свои места и в его книге вся эта жалкая предреволюционная и революционная эпоха, представленная ничтожными людьми, производит воистину потрясающее впечатление. Но причем же тут автор, которого сейчас стараются стереть в самый мелкий порошок. Конечно, увидеть себя в его «писаниях», как в зеркале в таком неприглядном виде не особенно приятно, но, следуя русской пословице: нечего на зеркало пенять, когда у лиц, руководивших тогда судьбами России, «рожи» оказались кривыми. Конечно, задеты очень многие – и покойные, и живые – виновники русского краха. И сейчас всех их – и покойных и живых – начинают наскоро гримировать под горячих патриотов и мудрых государственных людей.
Напрасно: ничего из этого не выйдет! История очень скоро сотрет эти неподходящие гримы и покажет будущим поколениям среди боевых товарищей Императора и «патриотов» Государственной думы настоящих изменников, предателей и трусов, т.е. подтвердит именно ту характеристику, которую им дал Сам преданный ими Русский Царь.
И та же история покажет, что в это, самое позорное, время, которое когда-либо переживал русский народ, только одна фигура покинутого всеми Русского Императора высится над Своими современниками во всем истинно царском величии и красоте.
Но вот вопрос: нужно ли было писать такую книгу, которая, по словам И. И. Тхоржевского, разожгла в национальном лагере такие страсти? – Конечно! Нужно же спустя четверть века после крушения нашего Отечества сказать однажды правдивое слово о той эпохе, представители которой в свое время похоронили Царскую Россию и создали интернациональный СССР, а сейчас являются почитателями и властителями эмигрантских дум.
К этой книге отношение, по-моему, должно быть такое. Прочтя ее, каждый из нас должен сказать, бия себя в грудь, как на католической исповеди: кто «mea culpa»; кто, нагрешившие побольше, – «mea maxima culpa». Некоторые же господа – нужно ли называть их имена? – просто должны биться головами о стены своих палат и редакций и орать на весь мiр: «Это мы, такие-сякие, погубили нашу Родину!» И единственно, кто так мужественно поступил, был П.Б. Струве [1]. В свое время он произнес о русской революции речь, которая была позже напечатана. И, если не знать имени автора этой брошюрки [2], можно было бы подумать, что ее написал, скажем, Б.А. Пеликан [3], а не П.Б. Струве. Да и на одной из своих последующих лекций прямо сказал, что если бы в свое время повесили его – Струве, Милюкова и Гучкова, то в России и революции никакой бы не было [4]. Вот это покаяние, сделанное пред недалеким уже отходом в иной мiр, заслуживает всяческое одобрение, а меня лично примиряет с этим великим, но раскаявшимся грешником.
[1.] Петр Бернгардович Струве (1870–1944) – политический деятель, философ, экономист, историк, публицист, академик Академии наук (1917, в 1928 исключен). В 1890-х гг. теоретик «легального марксизма», вел полемику с народниками, автор Манифеста РСДРП (1898). С нач. 1900-х гг. лидер российского либерализма, редактор журнала «Освобождение», один из руководителей «Союза освобождения». С 1905 г. член партии кадетов и ее ЦК. Депутат 2-й Государственной думы. С 1907 фактический руководитель журнала «Русская мысль», участник сборника «Вехи» (1909), инициатор сборника «Из глубины» (1918). После октября 1917 вел борьбу с большевиками, один из идеологов белого движения, член «Особого совещания» при генерале А.И. Деникине, министр в правительстве генерала П. Н. Врангеля, организатор эвакуации его армии из Крыма. С 1920 г. в эмиграции, редактор журнала «Русская мысль» (Прага), газеты «Возрождение (Париж) и др., преподавал в Пражском и Белградском университетах. Автор работ по социально-экономической истории России, проблемам российской интеллигенции и др. – С.Ф.
[2.] Речь идет об изд.: П. Струве «Размышления о русской революции». София. 1921. Это была публичная лекция, прочитанная в ноябре 1919 г. в Ростове-на-Дону, впервые напечатанная в ежемесячнике «Русская мысль». Кн. I-II. София. 1921. С. 6-37. – С.Ф.
[3.] Борис Александрович Пеликан (1861–1931) – потомственный дворянин. Одесский городской голова. Один из руководителей черной сотни в Одессе, председатель местного отдела Русского народного союза имени Михаила Архангела. Крайний монархист. В 1905 г. с организованными ими боевыми дружинами черносотенцев подавлял революционные выступления. При Временном правительстве попал в тюрьму. После падения правительства вернулся в Одессу. Помог образованию 1-й Сербской добровольческой дивизии. Поддерживал в России сербских эмигрантов. Награжден югославскими орденами Святого Саввы и Святого Даниила I степени с лентой. В эмиграции одним из первых признал легитимным монархом Великого Князя Кирилла Владимiровича. Умер в возрасте 70 лет. Похоронен в Белграде на Новом кладбище. – С.Ф.
[4.] В 1934 году в одной из эмигрантских аудиторий В.В. Шульгин читал лекцию, в которой он рассказывал о своей роли в революции. Во время последовавшей вслед за лекцией дискуссии присутствовавший на ней Петр Бернгардович заявил, что у него по существу есть лишь один повод для критики последнего Императора, а именно, что тот был слишком мягок с революционерами, которых ему следовало бы “безжалостно уничтожать”. Шульгин с улыбкой спросил, не считает ли Струве, что и его тоже следовало бы уничтожить. – “Да! – воскликнул Струве и, встав со своего места, зашагал по зале, тряся седой бородой. – Да, и меня первого! Именно так! Как только какой-нибудь революционер поднимал голову свою – бац! – прикладом по черепу”. Он так разволновался, что председательствующий, опасаясь за его здоровье, закрыл дискуссию... («Новое русское слово». 19.10.1969. С. 7. Письмо Н. Боброва издателю. Информация почерпнута у Н.Д. Тальберга. См. также: R. Pipes «Struve: liberal on the right». 1980. Р. 398.) – С.Ф.
На книгу Якобия ополчились многие и, между прочим, полк. Пронин в «Русском голосе» и И.И. Тхоржевский в «Возрождении». Я являюсь большим поклонником талантов и изящного стиля Ивана Ивановича, но мне очень жаль, что он написал такую неискреннюю и, скажу более, грубую статью об этой книге.
Теперь в отношении Императора Николая II берется особый препротивный кисло-сладкий тон. Подразумевается, что это был очень неважный монарх, не умевший выбирать сотрудников, всегда опаздывавший с реформами, а главное, не желавший ладить с Государственной Думой, являвшейся выразительницей чаяний русского народа. Но так как Сам Царь и Его Семья погибли так трагически, то в мученическом венце Им и не отказывают. И только!
«Очистить, отскоблить, – говорит И.И. Тхоржевский в своей статье, – от чудовищной клеветы лики мучеников Государя, Государыни было необходимо, радостно и легко, но это сделано до г. Якобия. Он же хочет вывернуть наизнанку всё и втащить в чистый блеск и Распутина!.. Но больных исторических тем или не касаться вовсе или уж говорит правду. История г. Якобия (якобы история!), как всякий убогий черносотенный лубок, – не поможет: в его трактовке русская революция и одиночество Государя необъяснимы».
Словом, г. Якобий, в противоположность историку Платонову [5], исторической обстановки не чувствует. Но наши историки и либеральные политические деятели чувствовали революцию только теоретически, а когда она выявилась на практике, все они поудирали за границу, оставив русский народ самому расхлебывать ту кашу, которую они заварили. По-настоящему же практически чувствовали революцию только такие зубры, как Достоевский и Победоносцев, но их предупреждения были гласом вопиющего в русской либеральной пустыне.
[5.] Сергей Федорович Платонов (1860–1933) – русский историк, академик АН (1925; академик РАН с 1920). Председатель Археографической комиссии (1918-1929). Труды: «Очерки по истории смуты в Московском государстве XV–XVII вв.», курс лекций по русской истории, издание русской публицистики к. XVI – н. XVII вв. Подвергался репрессиям в н. 1930-х гг. – С.Ф.
По мнению Тхоржевского, Платонов «справедливо считает основной причиной переворота разлад с Думой. “Правительство, – пишет этот историк, – осталось в уверенности, что может управлять страной вопреки ее настроениям. Тогда последовал государственный переворот”… Вот наше горе! Государь и вся волевая мужская энергия России были поглощены фронтом. А в тылу – друг другу противостояли, на верхах, только две взаимно ожесточенные, женские психологии: Императрицы и Думы».
Так подготовляются оправдательные материалы для будущих поколений! Но суть историка Платонова и самого И.И. Тхоржевского – это не есть еще суд истории. Ни «отскабливать» , ни «очищать» лики Царственных Мучеников нечего! Вся грязь, которой так усердно забрасывали эти лики наше общество, отпадает со временем сама собою, без всякого снисходительного участия современных историков. Пусть лучше они обеляют, если это только возможно, настоящих виновников гибели нашей Родины – и военных и гражданских.
И.И. Тхоржевский, обрушиваясь на Якобия, вытаскивает из либерального реквизита старую бутафорию – ужасных черносотенцев и Распутина, и начинает ими пугать публику. Но не думаю, чтобы в переживаемое нами время это куда-никуда годилось. До революции кличку «черносотенец» было получать легко. Если вы не почитали Думу, не читали Милюкова и стояли за Самодержавие, вы автоматически превращались в черносотенца и выходили из строя приличных людей. Признаки «эмигрантского черносотенца» еще не ясны. Но уместно ли теперь, когда у нас имеются уже известные исторические перспективы, а в Европе появились самодержавные диктатуры, употреблять такие старорусские интеллигентские выражения о черносотенцах – «убогий черносотенный лакейский лубок», как г. Тхоржевский пишет о черносотенце Якобии и о его книги. Хорош лубок, который вызвал целую «литературу» и наделал в эмиграции настоящий переполох. И почему «лакейский». Пред кем и зачем сейчас «лакействовать»? Лакействовать-то теперь было бы гораздо выгоднее в противоположном направлении!
В конце концов, желательно узнать настоящую характеристику этих черных отверженцев, которые и в эмиграции не дают покоя нашим умникам.
Я сам, как определяют мои друзья, по-видимому, принадлежу horibile dictu к этим чудовищам, но должен сознаться, что так толком и не знаю, что это, собственно, за существа. Как мне объясняли раньше, это мракобесы, являющиеся приверженцами твердой самодержавной власти, отрицающие всякий парламентаризм и стоящие за патриотическое и религиозное воспитание народа. Благодаря этому они и получили в свое врем различные клички: «ура-патриотов», «зоологических националистов», «зубров» и т. д. Свои идеи они, будто бы, старались внедрять в массы, где это было возможно при помощи резины, кулаков и даже убийств (говорят, как-то ухлопали одного левого члена Гос. думы, проповедавшего иллюминации помещичьих усадеб). Склонны к еврейским погромам. Главное ядро этой черной партии набрано было не из верхов и интеллигенции, а из гущи демоса, обычно называвшегося «подонками общества». Государственная власть от этих париев отворачивалась, а при П.А. Столыпине все эти патриотические организации были начисто ликвидированы. Но не напоминает ли читателю программа и работа наших черносотенцев того, что проповедают и что делают в Европе самые блестящие современные политики?
Разве Муссолини не начинал свое дело с такими же черносотенными «отбросами», навербованными из подозрительных таверн окрестностей Рима при поддержке святых отцов? Разница только та, что ему удался поход на Рим, где ему посчастливилось вырвать власть из слабых рук тогдашних либералов, и таким образом спасти Италию от коммунистического погрома. И уже позже он приступил к организации своей партии и начал политико-экономические опыты, которые сейчас характеризуют итальянский фашизм; нашим же черносотенцам просто не повезло. Они были лояльны и хотели работать с властью, а не против нее.
Черносотенцы отвергли парламентаризм, но не являемся ли мы в настоящее время свидетелями повсеместного кризиса этой политической системы и торжества тоталитарности?
Затем: нечего и греха таить, в деле еврейских погромов и Гитлер пошел куда дальше д[окто]р[а] Дубровина, Пеликана и других черносотенных вождей. И я думаю, немецкие евреи сейчас вздыхают по русским погромам, от которых страдали главным образом еврейские перины и подушки.
И, наконец, самого творца черносотенного движения просвещеннейшего и высококультурного Победоносцева разве можно назвать мракобесом потому только, что в свое время он отстаивал те начала, которые в настоящее время проводятся на практике у самых передовых народов, являются последним словом государственности, а Италию и Германию спасли от ужасов большевизма? Притом, разве сам Победоносцев и его последователи были против разумных реформ, вызываемых развитием государственной жизни страны?
Таким образом, выходит, эти русские черносотенцы как раз придерживались тех принципов, которые в наше время являются единственно действительными против захлестывающего весь мiр коммунизма.
К сожалению, к началу революции все правое патриотическое движение было уже окончательно ликвидировано, и в трагический момент, когда в Петрограде разразился бунт, государственной власти в столице не на кого было опереться, кроме как на верных городовых, ведомых, однако, против толпы безтолковым градоначальником при благожелательном к революционерам нейтралитете высшего военного начальства.
Хотелось бы мне сказать несколько слов и о Распутине: у меня на него особый взгляд, но, не желая смущать чистые души читателей «Царского вестника», о нем поговорим как-нибудь в другой раз. [Наше отношение к Распутину изложено в речи Н.П. Рклицкого, произнесенной 13 апреля в Институте изучения России и напечатанной в № 653 «Ц.В.». Это отношение – резко отрицательное. – Прим. редакции «Царского вестника».]
Теперь только скажу, что будь на его месте люди даже самой святой жизни, вроде, скажем, о. Иоанна Кронштадтского или митрополита Антония, все рано на них, как на идейных столпов Самодержавия, было бы вылито еще больше грязи, чем на грешного сибирского мужика.
Сейчас, конечно, не время оценивать Царствование Императора Николая II в целом, но на его роли в Великую войну остановиться стоит, и поставить несколько вопросов. Между прочим, такой: что если бы этой революции не было и Россия осталась бы в рядах победителей, не достигла ли бы она в настоящее время величайшего благополучия, к которому она и в мирное время шла гигантскими шагами?
Конечно, да! Не говоря уже о проливах, Константинополе и, конечно, Галиции; она обезпечила бы себе исключительное влияние в Турции и Персии и таким образом закончила бы свое территориальное округление. Внутри же земельные реформы дали бы крестьянам землю, а переселенческое дело обезпечило бы азиатским окраинам могучий расцвет русской культуры. У нас было все: и плодородная земля, и леса, и хлопок, и нефть, и всяческие металлы. Скота было вдоволь, промышленность делала огромный успех. Мы не нуждались бы ни в чем и ни в ком и Россия должна была бы превратиться как бы в особую часть света.
Выигрыш войны дал бы великие результаты, а Император Николай II в памяти благодарного потомства заслужил бы право считаться одним из Великих Русских Монархов.
Теперь еще вопрос! Действительно ли мы были накануне победы?
Конечно были! Этого не отрицают и сами устроители революции и даже возникновение ее объясняют необходимостью покончить с монархическим режимом еще до предстоящей победы. Мне самому, в качестве представителя М[инистерства] В[нутренних] дел и Верховного начальника Санитарной части приходилось участвовать в Ставке на больших военных хозяйственных совещаниях под председательством ген. Алексеева, и на последнем таком совещании, незадолго до революции, там царило твердое убеждение в успехе наших военных операций: всего было вдоволь!
И для достижения этой победы сотрудники Императора, особенно же Его боевые товарищи во главе с ген. Алексеевым должны были сделать все, не жалея животов. Они должны были или победить или с честью умереть, как это делали простые солдаты на полях сражения. Но живот свой за Россию положил в тот трагический период войны только Один Император, а Его сотрудники уже значительно позже начали штопать свои потрепанные красные тоги белыми заплатами.
Да генералам и умирать было бы не нужно, им следовало бы подождать с поддержкой революции только до весны, даже без всякого наступления. Ведь нужно же по совести сказать, «не выворачивая историю наизнанку», что для тыла, т. е. для всей России революция явилась полной неожиданностью, а на фронтах настроение, несмотря на все усилия «союзов», было совсем неплохое. Бурлил только Петроград с его Государственной думой. В столице дружно работали над устройством революции и наши революционные «патриоты» и агенты Людендорфа, а всем им любезно помогали аккредитованные представители наших благородных союзников, боявшихся нашей победы, как огня.
О неизбежности революции пусть говорят позже, после нашей смерти. Мы же, пока еще живые, современники, всю эту ловкую предательскую работу видели собственными глазами и втереть нам очки никаким новоявленным историкам не удастся.
Выше были подведены итоги русским военным возможностям и того, что было возможно в действительности в конце Великой войны. Ошибок в выводах нет.
Теперь спрашивается, как же назвать тех ответственных политических деятелей и высших военных сотрудников Императора, которые, нарушая присягу, предали и своего Царя и свою Родину.
Если многим не нравится данное Якобием название, пусть придумывают какие-нибудь другие синонимы. Но вряд ли это изменит существо дела.
И.И. Тхоржевский лицемерно выгораживает от ответственности нашу Государственную думу. Но первые две Думы были чисто революционными и просуществовали лишь короткое время, а последняя ожидала только подходящего случая, чтобы свергнуть ненавистный монархический строй.
Для оправдания «работы» последней Думы И.И. Тхоржевский находит самые неожиданные красивые и даже нежные слова. Наша Государственная дума, оказывается, являлась носительницей капризного женского начала и, как с таковой, с ней нужно было уметь обращаться. Пусть так, но все же, что бы там ни говорили, она собрала в своих стенах, казалось бы, самые ценные мужские сливки страны. Но, по-видимому, они были плохо собраны и уже достаточно испорчены, ибо в самый ответственный момент русской истории они не выдержали высокой боевой температуры и скисли.
В самом деле, когда дело шло о победе, т. е. о спасении и величии России, какие могли быть разговоры и о недовольстве Императрицей или случайным составом Правительства? И уже менее всего, если в Думе были серьезные люди, а не обыкновенные провинциальные сплетники, они не должны были обращать внимание на все пакостные городские слухи и пересуды о старце – но, к сожалению, слабые женские нервы гг. членов Государственной думы не выдержали и они истерически взбунтовались. Устроители бунта как раз этого и хотели, ибо были уверены, что с победой ненавистный им монархический строй в России укрепится.
Это ясно, как Божий день, и спорить тут не о чем!
И думается мне, что «черносотенные лубки», подобные «писаниям» Якобия, для будущего суда истории дадут более ценные и правдивые материалы, чем лицемерные книги и статьи современных талантливых, но не искренних, историков и публицистов.
Е. ДЖУНКОВСКИЙ
«Царский вестник». №№ 671-672. 7/20, 14/27.8.1939.
Евгений Петрович Джунковский (1867–1952) – ветеринарный врач и бактериолог. С Принцем Ольденбургским ликвидировал бубонную чуму в России. Член Совета при Императорском наместнике на Кавказе, чиновник по особым поручениям. С 1912 г. находился в длительной командировке в Персии. В 1914-197 гг. начальник Ветеринарного управления МВД, действительный статский советник (1916). После переворота уволен временщиками по обвинению в приверженности монархизму. В начале 1918 г. участвовал в организации противобольшевицкого фронта в Закаспийской области; в поисках поддержки ездил в Персию, обратившись к британскому консулу в Мешхеде. Перебравшись из Ашхабада в Ташкент, был там помощником командующего войсками ВСЮР в Туркестанском крае по гражданской части (август 1918 – январь 1919). Боровшуюся с большевиками Туркестанскую военную организацию возглавлял полковник Петр Георгиевич Корнилов (1880–1919) – родной брат генерала: https://mytashkent.uz/2020/12/14/petr-georgievich-kornilov/ Джунковский принимал непосредственное участие в вооруженной борьбе с большевиками, организовывая восстания в Ташкенте. Ему с трудом удалось уйти от преследования чекистов. Попав на территорию, контролируемую белыми, в 1920 г. он был эвакуирован из Новороссийска. В эмиграции жил в Новом Саду (Югославия), а потом переехал во Францию, где его избрали председателем Российского общества Красного Креста. Был членом Комитета защиты интересов РОКК в титовской Югославии. Скончался во Франции, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа (на снимке его могила).
Продолжение следует.