Пушкин в гробу. Картина А.А. Козлова. 1837 г.
«ПЕЧАЛЬНУ ПОВЕСТЬ СОХРАНИВ…»
Поэт и Власть,
или Вольные каменщики при гробе Пушкина
(начало)
Честь дворянина и первого поэта России, ревность, заговор, желание ухода, освобождения, – обычно эти причины – чаще других – упоминают в связи с гибелью Пушкина. Так это и было, но лишь отчасти.
Всё свершилось Промыслом Божиим и свободной волей русского гения. Но при этом было немало обстоятельств, способствовавших именно такому развитию событий.
Наш рассказ будет о вольных каменщиках, в январские дни 1837 г. оказавшихся у гроба поэта. Не о масонском заговоре (для всестороннего разговора о котором пока что нет достаточно полных материалов) речь, а о той роли, которую совершенно конкретные «дети вдовы» пытались сыграть в последнем акте трагедии Поэта, и о том, что из этого получилось…
То, что «вокруг самого события ощущается присутствие членов братства», – вещь теперь очевидная и особых споров не вызывает (М.Д. Филин «Две перчатки в гробу. “Масонский след” в судьбе Пушкина» // «Московский пушкинист». Вып. II. М. 1996. С. 254). Достаточно вспомнить масонскую символику на сургучной печати анонимного диплома-пасквиля, приведшего, в конце концов, к дуэли, а также дату самого рокового поединка (27 января), выпавшую на один из очень немногих чтимых вольными каменщиками праздников (Ю. Плашевский «О происхождении пасквильного диплома» // «Простор». 1983. № 4; Т.О. Соколовская «Обрядность вольных каменщиков» // «Масонство в его прошлом и настоящем». СПб. 1915. С. 84-85).
Итак, 29 января 1837 г. в 2 часа 45 минут по полудни не стало Пушкина.
Газеты писали:
«Русская литература не терпела столь важной потери со времени смерти Карамзина».
«Солнце нашей поэзии закатилось. Пушкин скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща… Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! наша радость, наша народная слава!»
Похоронами заправлял двоюродный дядя вдовы – дипломат, обер-камергер граф Г.А. Строганов, отец родившейся вне брака Идалии Полетики (злейшего врага поэта), ближайший друг министра Нессельроде и нидерландского посланника Геккерна, за несколько дней до кончины поэта советовавший дипломату, «чтобы его сын, барон Дантес, вызвал Пушкина на дуэль […], по мнению графа, дуэль была единственным исходом» («А.С. Пушкин в воспоминаниях современников». Т. 2. М. 1985. С. 369-370).
Весь вечер после дуэли супруги Строгановы и Нессельроде провели до часу ночи в доме Геккернов. Наряду с немногими другими, граф Строганов – уже на следующий день – участвовал в распространении клеветы о том, кого вскоре ему предстояло хоронить.
Связь Пушкина и его семьи с Царем, а затем разборку бумаг поэта (совместно с начальником штаба Корпуса жандармов генерал-майором Л.В. Дубельтом) осуществлял поэт и вольный каменщик В.А. Жуковский, так – уже после случившейся трагедии – характеризовавший своего друга: «Пушкин был выведен из себя, потерял голову и заплатил за это дорого. С его стороны было одно бешенство обезу[мевшей] ревности…» (П.Е. Щеголев «Дуэль и смерть Пушкина». М. 1987. С. 207). Или о нём же в позднейших стихах: «Жертва гибельного гнева».
Л.В. Дубельт. Акварельный портрет П.Ф. Соколова 1834 г. Государственный музей А.С. Пушкина в Москве.
Генерал Леонтий Васильевич Дубельт (1792–1862) был активным масоном. Последовательно состоял в ложах «Золотого кольца» (Белосток), «Соединенных славян» (Киев), «Астрея» и «Палестины» (Петербург), а во время Заграничных походов 1813-1814 гг. – в иностранных (в частности «Эмануэль», в Гамбурге). Его считали «одним из первых крикунов-либералов в Южной Армии». В 1826 г. допрашивался Следственной комиссией по делу о восстании декабристов. Начальник штаба Корпуса жандармов (1835-1856) и управляющий III Отделением (1839-1856). Один из сыновей генерала женился впоследствии на дочери А.С. Пушкина.
Второй важной фигурой был князь П.А. Вяземский, о принадлежности которого к братству вольных каменщиков было известно А.С. Пушкину. Об этом свидетельствовал и он сам: «В России я никогда не хотел быть масоном и принадлежать какому бы то ни было тайному обществу. […] В Варшаве предложили мне принять меня в ложу. Тут обстоятельства были другие…» (В.И. Сахаров «Иероглифы вольных каменщиков». М. 2000. С. 202-203).
«Пушкин не любил Вяземского, – свидетельствовал П.В. Нащокин, – хотя не выражал того явно; он видел в нём человека безнравственного, ему досадно было, что тот волочился за его женою…» («А.С. Пушкин в воспоминаниях современников». Т. 2. С. 224).
Но дело было не только в личных качествах князя. Достаточно вспомнить высказывания его по поводу стихов А.С. Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Называя их приношением «шинельного» поэта, Вяземский писал: «Пушкин в стихах своих… кажет… шиш из кармана…»; «Царская ласка – курва соблазнительная… которая вводит в грех…» (В.В. Вересаев «Спутники Пушкина». М. 2001. С. 467-468). Не зря, наверное, в парамасонском обществе «Арзамас» кн. Вяземский получил имя «Асмодей». «Экой чёрт!» – зафиксирован в одном из протоколов восхищённый отзыв арзамасцев на его стихи (Там же. С. 98).
За несколько дней до рокового выстрела на Чёрной речке Петр Андреевич публично заявил, что «он закрывает своё лицо и отвращает его от дома Пушкиных» («Пушкин в письмах Карамзиных 1836-1837 годов». М.-Л. 1980. С. 165).
Портрет князя П.А.Вяземского работы П.Ф. Соколова. 1830-е гг.
Наконец, сравнимую по значимости с Жуковским и Вяземским роль сыграл другой масон из ближайшего пушкинского окружения – А.И. Тургенев, член столичной ложи «Полярная звезда». «Поэт – сумасшедший», – записал он в своем дневнике 2 января 1837 г. (П.Е. Щеголев «Дуэль и смерть Пушкина». С. 242).
Отец Александра Ивановича, ближайший ученик мартиниста Н.И. Новикова, совратил в своё время в масонство Н.М. Карамзина и В.А. Жуковского. Братья Николай и Сергей Тургеневы участвовали в заговоре декабристов, бежав от справедливой кары за границу, где впоследствии скончались (последний из них сошел с ума). Впоследствии Жуковский выхлопотал Высочайшее разрешение Тургеневу собирать за границей документы по русской истории, чтобы не прерывать его связи с братьями (П.И. Бартенев «О Пушкине». М. 1992. С. 323).
Сам А.И. Тургенев в своё время уговорил родителей Александра Сергеевича отдать их сына в Императорский Лицей в Царском Селе. Туда – со своими собратьями Карамзиным, Жуковским и Вяземским – он позднее приезжал на смотрины юного гения…
М. Теребенёв. Портрет А.И. Тургенева. 1830-е годы.
За кончиной ко времени несчастной дуэли Н.М. Карамзина вдова и дети его в похоронах поэта заметной роли не играли. Однако жужжание клеветы перед роковым поединком было вполне ощутимо в салоне Карамзиных, чьё семейство А.С. Пушкин по инерции полагал себе дружественным. Каково было оно на самом деле, стало ясно после находки и публикации в 1980 г. писем этих луфтонов (так в то время именовали детей вольных каменщиков).
Недаром, видимо, А.А. Ахматова называла круг Вяземских-Карамзиных «bande joyeuse» / «весёлой шайкой» (А.А. Ахматова «Собр. соч. в 6 томах». Т. 6. М. 2002. С. 258).
Продолжение следует.