Сергей Николаевич Дурылин (1886–1954). С 1920 г. священник.
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
Порог Апокалипсиса от преп. Сергия и от сонма других русских подвижников XIV–XVII веков кажется еще безконечно далеким, преп. Серафим как бы уже стоит перед этим порогом. Вместе с ним стоит все последующее русское подвижничество XIX в. и XX в. Апокалипсис как бы приблизился к России и она приблизилась к нему – оттого весь в апокалипсических чаяниях и печалях последний русский святой, всем возглашающий: «Радость моя!» Мог ли он и России будущей возгласить радость будущую?
Молитвы преп. Сергия и преп. Серафима – обе о России и о Церкви Русской. Но – с углублением времен, с приближением годин и сокращением сроков – как различны обе эти молитвы! Преп. Сергий молится о религиозном и государственно-народном устроении пребывающей Руси, он – как небесный гражданин – участник устроительства земного своего отечества, его молитва – явно услышана: Русь – государственно и религиозно – продолжала быть после преп. Сергия, крепнуть и возрастать в силе. А вот молитва другого небесного гражданина Руси, преподобного Серафима:
«Параскева Семеновна раз застигла о. Серафима плачущим. “Господь открыл мне, сказал он, что будет время, когда архиереи земли русской уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что будут учить “учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от меня”» (Н. Потапов «Из воспоминаний Е.И. Мотовиловой о преп. Серафиме».. Серг. Пос. 1912 г., стр. 4-5).
Молитва пр. Серафима о Русской Церкви не могла отменить апокалипсических судеб, ее ожидающих. Эти апокалипсические судьбы России еще точнее и явнее открываются преп. Серафиму в связи с ожидаемым будущим основанного им Дивеева.
Оба святые – и преп. Сергий, и преп. Серафим – явились основателями один – славнейшего мужского, другой – женского монастыря, одинаково обещано было основанным им Лаврам особое покровительство Божией Матери, но радость преп. Сергия ничем не была омрачена, радость преп. Серафима была омрачена грядущей, ему открытой, печалью дней кончины века.
Однажды предрекая будущую славу и красоту своего монастыря, преподобный сказал: «О! во, матушки вы мои, какая будет радость! Среди лета запоют Пасху! А народу-то, народу-то, со всех сторон, со всех сторон!» Радость эта сбылась в точности: среди лета пели Пасху многотысячные толпы народа, стекшегося на открытие мощей преп. Серафима. Но в этой же беседе преподобный предрекал не одну радость: «Помолчав немного, продолжал батюшка: “но эта радость будет на самое короткое время; что далее матушки будет,… такая скорбь, чего от начала мiра не было!” И светлое лицо батюшки вдруг изменилось, померкло и приняло скорбное выражение. Опустя голову он поник долу и слезы струями полились по щекам» (Л. Чичагов «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». М. 1896 г., стр. 209).
Впервые от апокалипсической скорби омрачался здесь пресветлый лик русского святого, впервые русский святой плакал в предведении апокалипсических судеб, «близ грядущих» к его народу.
Строя и созидая свой монастырь, возлюбленное Дивеево, преп. Серафим созидал его не только для того, для чего созидались все ранее созидавшиеся по лицу русской земли обители: для молитвенного прохождения земного пути и подвижнического служения Богу и через него ближним, – преп. Серафим созидал свой монастырь еще и для прямой, непосредственной защиты от близ грядущего Антихриста, строил его как молитвенную крепость против близких уже полчищ, несущих мерзкий стяг Зверя, основывал монастырь, которому предстояло существовать не только в православной России, но и в стране, в которой будет править Сын погибели.
Получив в дар землю с мельницей, преп. Серафим «велел вспахивать эту землю сохой… Когда же земля высохла совершенно, то о. Серафим приказал обрыть ее канавкою в три аршина глубины и вынимаемую землю бросать во внутрь обители, чтобы образовался вал также в три аршина. “Когда так сделаете, говорил батюшка, никто чрез канавку эту не перескочит”». Пр. Серафим до времени не открывал, ктó будет этим никто, не могущий перескочить через канавку и вал, сооружаемые, – очевидно, в честь Св. Троицы, – мерою в три аршина. Преподобный, чувствуя, что близится к концу его жизнь, торопил сестер с прорытием канавки и сооружением вала.
«Рыли сестры эту канавку до самой кончины батюшкиной; к концу его жизни, по приказанию его и зимою рыть не переставали; огонь брызгал от земли, когда топорами рубили ее, но батюшка Серафим переставать не велел». «Раз одна из нас, – рассказывает монахиня, – ночью, убираясь, вышла зачем-то из кельи и видит, батюшка Серафим в белом своем балахончике сам начал копать канавку. Все мы, кто в чем только был, в неописанной радости бросились на то место и увидав батюшку прямо упали ему в ноги, но поднявшись, не нашли уже его, лишь лопата и мотыжка лежит перед нами на вскопанной земле… Тут уже все приложили старание, и так как очень торопил этим делом батюшка, то даже и лютой зимой, рубя землю топорами всю своими руками, как приказывал он, выкопали сестры эту святую, заповедную нам канавку; и лишь только окончили, скончался тут же и родимый наш батюшка, точно будто только и ждал он этого» («Летопись», стр. 242-244). Так сам преподобный, своим личным трудом, захотел понудить к скорейшему ископанию канавки.
Для чего же был предпринят этот труд, столь нудимый преподобным, столь ему вожделенный, столь неотменимый? Это был труд для Апокалипсиса. «Старица Феодосия Васильевна сообщила следующее: “Страдая падучею болезнью, пришла я к батюшке Серафиму, он и говорит мне: ступай радость моя в Дивеево рыть канавку; эту канавку сама Царица Небесная своим пояском измерила так, что когда и Антихрист-то придет, то канавка эта не допустит его туда!”» (Там же, 245 стр.).
Отцу Василию Садовскому св. Серафим говорил: «Канавка эта – стопочки Божией Матери! Тут ее обошла сама Царица Небесная! Эта канавка до небес высока! Землю эту взяла в удел Сама Госпожа Пречистая Богородица! Тут у меня, батюшка, и Афон и Киев и Иерусалим! И как Антихрист придет, везде пройдет, а канавки этой не перескочит!» И много раз, и многим предрекает преподобный, что обитель его, огражденная канавкой, будет заповедна для Антихриста и никогда не подчинится его власти. Но, пророчествуя о будущем безмятежьи и твердыни своей обители, он неизменно повторяет: «В последнее время будет у вас изобилие во всем, но тогда уже будет всему конец». «Придет время, у нас в обители все будет устроено, и во всем изобилие!» – и «вдруг заплакал о. Серафим и сказал: “но тогда жизнь будет краткая. Ангелы едва будут успевать брать души”».
Твердыня Дивеева будет недоступна Антихристу тогда, когда все будет ему доступно, но этот заповедный монастырь земной как бы преображен будет в небесную обитель. «И скажу тебе, – говорил преподобный, – хорош будет мой собор, но все-таки еще не тот это дивный собор, что к концу-то века будет у вас. Тот, матушка, на диво будет собор! Подойдет Антихрист-то, а он весь на воздух и поднимется и не сможет он взять его. Достойные, которые взойдут в него, останутся в нем, а другие, хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет достать вас Антихрист-то… Собор ваш и канавка поднимутся до неба и защитят вас и не сможет ничего вам сделать Антихрист! И при том соборе, время придет такое у вас, матушка, что ангелы не будут поспевать принимать души, а вас всех Господь сохранит, только три из вас примут мучение, трех Антихрист замучит!» («Летопись», стр. 226, 275, 242, 428).
Необычайной силой и ясностью отмечены все эти апокалипсические вещания пр. Серафима: воистину, стоя пред порогом Апокалипсиса, он предваряет об этом верных. Но преподобный наставляет не только словом, – он указывает на прямое дело, которое должно тотчас же делать ради спасения в годину конца. Он дает поистине работу для Апокалипсиса, в действительности, по-видимому, от него далекой. Но эта действительность близка – вот о чем учит преподобный, – она так близка, что нужно не переставая искапывать канавку, чтобы не погибнуть без нее. Россию и православие ждет великая скорбь. «И во дни великой скорби, – учил пр. Серафим – о коей сказано, что не спаслась бы никакая плоть, если бы, избранных ради, не сократились оные дни, в те дни остатку верных предстоит испытать на себе нечто подобное тому, что было испытано некогда Самим Господом, когда Он на кресте вися, будучи совершенным Богом и совершенным Человеком, почувствовал Себя Своим Божеством настолько оставленным, что возопил к нему: Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты меня оставил? – Подобное же оставление человечества благодатию Божией должны испытать на себе и последние христиане, но только лишь на самое краткое время, по миновании коего не умедлит вслед явиться Господь во всей славе Своей и все святые Ангелы с ним. И тогда совершится во всей полноте все от века предопределенное в Предвечном Совете» (Из рукописи Н.А. Мотовилова. Цит. по: С. Нилус «Близ есть, при дверех». Сергиев Посад, 1917 г., стр. 284).
Преп. Серафим – духовная сердцевина русского православия последних двух веков. Он – подвижник великий, святой, народный, – в нем выявляется вся сокровенная жизнь православной Руси, как раньше она выявлялась в преп. Феодосии, в преп. Сергии. И вот у тех – нет Апокалипсиса, как близкого чаяния, как грядущей действительности, как недалекого удела Церкви и России, а у этого последнего святого. у этой новой сердцевины православной России – апокалипсическая скорбь столь сильна, что он плачет о судьбах России, уверенность в близком пришествии Сына погибели так крепка, что он считает уже спешно-благовременным воздвигать твердыню против того Беззаконного.
Вторая магистраль русской истории – черта Апокалипсиса – делается – с начала девятнадцатого века, – явной не только в смуте народных религиозных чаяний и борений, как было раньше, но и в строгой мудрости церковного ведения. Уже не бегун-своеверец, не темный апокалиптик-скрытник исповедуют ее, а радостнейший и благодатнейший подвижник, святой русской церкви. И он не один.
Если до преп. Серафима – ни у русских святых, ни у подвижников, ни у церковных писателей мы не находим этого живого переживания Апокалипсиса и веры в явную близость свершения апокалипсических сроков, то для большинства крупнейших подвижников православных XIX и XX столетий Апокалипсис есть уже факт их личной жизни и мысли.
Апокалипсическая линия связует их всех в некое таинственное единство, возглавляемое преп. Серафимом. Митрополит Филарет [1] и епископ Игнатий Брянчанинов, архиепископ Никанор Херсонский [2] и о. Иоанн Кронштадтский [3], великий оптинский старец Амвросий [4] и подвижник Глинской пустыни Илиодор [5], Бухарев и св. Феофан Затворник, и старец Исидор Гефсиманский – вот лишь некоторые, наудачу взятые имена людей духовного подвига и мысли, связуемые общностью апокалипсических чаяний и уверенностью в близости апокалипсических сроков [6].
[1] См. напр., его слово, произнесенное в Чудовом мре в день обретения мощей св. Алексия («Слова и речи», изд. 1848 г., ч. I, стр. 256-257): «Со дня на день умножаются знамения Его пришествия, Им Самим предназначенные», и среди них «то уже знамение, что так многие дремлют, не обращая внимания на поразительные знамения времени». Перед смертью митрополит Филарет говорил своему другу архимандриту Антонию: «Видно я скоро умру… В уме моем чувствую просвещение… Вижу страшную тучу, идущую от Запада на Царство и Россию…» (Записки игуменьи Евгении Озеровой).
[2] «Мы к исходу настоящего столетия несемся с такою быстротою, с какою человечество на всем пространстве истории не неслось никогда, с быстротою всяческою – вещественною и душевною, с быстротою страшною». См. глубокомысленнейшую «Беседу на освящение зданий жел дороги в Одессе», так восхищавшую К.Н. Леонтьева. «Беседы и поучения», т. IV, 1887 г., стр. 586-607.
[3] «По-видимому, скоро наступит день второго пришествия Христова, ибо наступило предсказанное в Писании отступление от веры, хотя еще не открылся “человек греха, сын погибели”» (Слово на 3-ю неделю Великого поста. 5 марта 1907 г.). То же в «Слове на Благовещение» того же года.
[4] «Если и в России, ради презрения заповедей Божиих и ради других причин, оскудеет благочестие, тогда уже неминуемо должно последовать конечное исполнение того, что сказано в конце Библии, т.е. Апокалипсис». Нилус, стр. 52.
[5] «И опять увидел я звезду восходящую с Востока. Но и этой звезды дни сокращены будут. “Се звезда Императора Александра III” – сказал мне голос. И после узрел я иную звезду…» И не кончил старец речи своей, прервал ее и заплакал. Потом, по малом времени, восклонил старец свою главу и молвил: “Бдите и молитеся, чадца! Неции от здестоящих живыми предстанут на суд!” Слова эти сказаны были до 1879 г. Напечатаны впервые в 1911 г. в книге С. Нилуса “Близ грядущий Антихрист”».
[6] С приведенным выше отрывком из проповеди митр. Филарета любопытно сопоставить отрывок из «Слова о Страшном Суде и современ событиях», произнесен 20 февраля 1905 года архиепископом Антонием Волынским (Сочинения, т. IV, 1906 г., стр. 113): «Что переживаем, что думаем о Страшном суде мы, хоть грешные, но верующие христиане? Скорбь о том, что приходится слышать и видеть, пересиливает в нас страх перед Праведным Судией, и мы снова испытываем то нетерпеливое желание дождаться Его пришествия, которым исполнены были древние христиане. Ей, Гряди, Господи Iисусе. Пусть труба Твоего Архангела пробудит уснувшую совесть общества, дабы оно воспользовалось последними минутами земного бытия. Для покаяния в своем себялюбии, в своей гордыне, в своем разврате, бывших причинами его теперешнего помрачения».
И это все – центральные, основные, высоко-значительные имена в истории русской Церкви XIX столетия! Они – не на периферии, а в центре православной России. И во всех них есть, в той или иной степени, тот же апокалипсический трепет, то же преисполнение Апокалипсисом, та же дума об Апокалипсисе и России, которые были у преп. Серафима. Он – первый, он – во главе и здесь, как во всем другом, но за ним идут многие – идут в недавнем прошлом, идут и в современности.
Светило русского православия вошло в орбиту Апокалипсиса – вот смысл указываемого, неизмеримого по важности явления. Великий наш святой (преп. Серафим) и излюбленный русским народом молитвенник (о. Iоанн Кронштадский), глубокомысленный философ православия (арх. Никанор) и величайший его церковно-государственный деятель (митр. Филарет), мистикепископ (еп. Игнатий) и старец-подвижник (о. Амвросий) – свидетельствуют об этом. Апокалипсическая смута русской народной души, проявленная в расколе и сектантстве, поверяется – в своем истинном и ложном – церковной ясностью апокалипсических ведений преп. Серафима и близких к нему позднейших подвижников. Темным народным слезам о кончине века отзывается предчувствующий близкие апокалипсические беды скорбный плач последнего русского святого.
От стоящего на пороге сына погибели народные толпы – передовые русского апокалипсизма – бегут в дремучие леса, «во пещóры и вертепы», в невидимый град Китеж, в неведомое Беловодское Царство, а народный святой, в противоборство ему же воздвигает монастырь, окапывает канавкой, ограждает трехмерным валом. И не в этом-ли одна из тайн любви народа к своему святому, что и здесь, в предчувствии конца, и святой оказался в тесной близости со своим народом и плакал одними с ним слезами, и как народ возводил Незримый Град Китеж, так его святой возводил возносящееся на небо, незримое Дивеево?
Тайна народной души стала явной в святом Серафиме: его лик, как и лицо его народа, как и лик русского православия, обращен к Господу Грядущему с единой, общей молитвой: «Ей, Гряди, Господи Iисусе!».
12 апреля 1918 г.