
Маска чумного доктора, выставленная в одном из исторических музеев Германии. XVI век.
Доктор Шуллер (продолжение)
Исследователи считают Кишиневскую управу наиболее радикальной и закрытой, по сравнению с другими декабристскими организациями, частью подрывного политического подполья.
Глава ее, генерал М.Ф. Орлов, вполне соответствовал этому «крепкому тайному обществу». Это вполне проявилось на так называемом Московском съезде, проходившем в январе-феврале 1821 г. на квартире братьев И.А. и М.А. Фонвизиных.
На одном из первых заседаний съезда, вспоминал его участник, Орлов огласил «условия, на которых он соглашался присоединиться к Тайному обществу», для чего последнее «должно решиться на самые крутые меры и для достижения своей цели даже прибегнуть к средствам, которые даже могут казаться преступными. Во-первых, он предлагал завести тайную типографию или литографию, посредством которой можно было бы печатать разные статьи против правительства и потом в большом количестве рассылать по всей России. Второе его предложение состояло в том, чтобы завести фабрику фальшивых ассигнаций, чрез что, по его мнению, Тайное общество с первого раза приобрело бы огромные средства и вместе с тем подрывался бы кредит правительства» («Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина». СПб. 2007. С. 43).
«Когда он кончил чтение, – передает в своих записках впечатление присутствовавших И.Д. Якушкин, – все смотрели друг на друга с изумлением. Я, наконец, сказал ему, что он, вероятно, шутит, предлагая такие неистовые меры….»
Но он нисколько не шутил.
Как передавал по горячим следам другой участник съезда М.К. Грибовский (член «Союза благоденствия» и одновременно агент тайной полиции): «Орлов, ручаясь за свою дивизию, требовал полномочия действовать по своему усмотрению; настаивал об учреждении “Невидимых Братьев”, которые бы составляли центр и управляли всем; прочих разделить на языки (по народам: Греческий, Еврейский и пр.), которые как бы лучи сходились к центру и приносили дани, не ведая кому» («Записка о тайных обществах в России, составленная в 1821 году» // «Русский архив». М. 1875. Кн. 3. № 12. С. 428).

Анри-Франсуа Ризенер. Портрет Михаила Федоровича Орлова. 1810-е гг. Государственный Литературный музей (Москва).
Эти «Невидимые братья» демонстрируют нам знание генералом конспиративного устройства «Филики Этерия». То был аналог стоявшей во главе Этерии организации «Архи», которая «составляла центр и управляла всем». Общим было и существовавшее в «Архи» разделение членов («прочих разделить на языки») и система денежных сборов («которые… приносили дани, не ведая кому»). Что же касается деления по языкам (народам), то нельзя в этом видеть, как считают некоторые, исключительно масонскую символику. Поскольку речь шла о применении революционных методов, то, скорее, здесь просматриваются зачатки «организации международного революционного центра» (Л.Н. Оганян «Общественное движение в Бессарабии в первой четверти XIX века». Ч. I. С. 161-162).
Впрочем, то, что имелись в виду непосредственно сами народы, вскоре вполне выяснилось.
Не получив поддержку в Москве, генерал Орлов не отказался от своих идей, предприняв попытку провести свои идеи другим путем.
В датированном 11 декабря 1821 г. рапорте своему начальнику, командиру 6-го корпуса (в состав которого входила 16-я дивизия, которой командовал Орлов) генерал-лейтенанту И.В. Сабанееву он с упорством, пусть и под иным предлогом, проводил свои мысли, высказанные почти что год назад на московском съезде. Речь шла об использовании одного из языков (народов) – евреев: формировании из них тайной политической полиции.

Генерал И.В. Сабанеев. Рисунок П.Ф. Соколова. Русский музей.
Иван Васильевич (1772–1829) – участник Русско-турецкой войны 1787-1791 гг., штурма предместья Варшавы Праги 1794 г., Итальянского и Швейцарского походов Суворова, в компании 1807 г. против Наполеона, русско-шведской войне 1808-1809 гг., русско-турецкой 1810-1811 гг., в кампаниях 1812-1814 гг. Был четыре раза ранен. Награжден множеством орденов. Кавалер орденов Св. Георгия 2-го и 4-го классов. Командир 6-го пехотного корпуса 2-й армии (7.8.1816-17.5.1827). Генерал от инфантерии (12.12.1823). Проживал в Одессе. Скончался в Дрездене. Похоронен на Старом кладбище в Одессе, уничтоженном в 1929-1934 гг.
«В прошлую Отечественную войну, – писал Михаил Федорович, – был составлен секретный еврейский кагал, и старшие опытные члены сего общества находились всегда безотлучно при Главной нашей квартире, между тем, как таковые же частные кагалы устроены были повсюду, где евреи имели свое местожительство, и в самом кругу расположения неприятеля. Сии кагалы действовали под предлогом коммерческих сношений и все известия доставляли в главный кагал, учрежденный при армии, который собирал оные и приводил в порядок, передавал их военным начальникам, отвечая за каждое дело шпиона и жизнью, и имуществом своих членов и членов других частных кагалов.
Такого рода тайного деятеля можно учредить во всех местах, где существуют евреи; в Бессарабии, как например: главный в Кишиневе, а потом частные в Бельцах, Фалештах, Липканах, Скулянах и других местах. Когда сии кагалы составлены будут из главнейших и богатейших евреев, коим должно обещать медали другие награждения, можно будет, под ответственностью оных, послать расторопных людей, ими самими выбранных, за границу, для получения известий и учреждения заграничных кагалов, кои с удобностью распространятся и до самого Царь-града» (А.П. Заблоцкий-Десятовский «Граф П.Д. Киселев и его время». Т. 1. СПб. 1992. С. 234). Создание еврейской тайной полиции М.Ф. Орлов брал на себя.
Для осуществления задуманного заговорщики были готовы на всё. О том, насколько далеко простирались их планы, несмотря на строжайшую конспирацию, сохранились всё же кое-какие свидетельства.
Допрошенный следственной комиссией по делу декабристов 26 января 1826 г. отставной поручик граф Спиридон Николаевич Булгари показал: «Племянник мой, граф Николай [Яковлевич] Булгари [(1805–1841), декабрист, “во уважении молодости его лет” приговорен к двум годам крепостной работы. – С.Ф.] говорил мне: главная цель [Южного общества] была та, чтобы истребить всю Царскую Фамилию в один день, сделать республику и помогать грекам» (И.Ф. Иовва «Из истории русско-греко-молдавских революционных связей» // «История СССР». 1971. № 3. С. 124).
Преступным целям соответствовали преступные методы. Для их достижения не останавливались ни перед чем, жертвуя своим честным именем и словом.
Командир 6-го корпуса генерал И.В. Сабанеев доносил в январе 1822 г. начальнику штаба 2-й армии П.Д. Киселеву (не подозревая, разумеется, о связях последнего с заговорщиками): «В Кишиневской шайке кроме известных вам лиц никого нет, но какую цель имеет сия шайка, еще не знаю. Пушкин, щенок вам известный, во всем городе прославляет меня карбонарием и выставляет виною всех неустройств, конечно не без намерения и я полагаю [его] органом той же шайки» (В.Ф. Раевский «Материалы о жизни и революционной деятельности». Т.1. Иркутск. 1980. С. 164).

Генерал П.Д. Киселев.
Имеющиеся в распоряжении историков скудные сведения позволяют всё же прийти к выводу, что от своей идеи «организации международного революционного центра» генерал М.Ф. Орлов не отказался и впоследствии, путем новых связей пытаясь расширить сеть тайного заговора.
Вскоре после образования в марте 1821 г., на базе Тульчинской управы «Союза благоденствия» (в штаб-квартире 2-й армии), Южного тайного общества его члены приступили к тайным переговорам с польским патриотическим обществом, организационно связанным с польскими масонскими ложами, еще в 1819 г. подчинившими своему влиянию литовские структуры вольных каменщиков и приступившими к экспорту революционных идей уже в собственно русские пределы.
Какие-то тайные контакты, подробности которых неизвестны до сих пор, имели место и в Бессарабии. Проходили они, разумеется, не без участия генерала Орлова.
«В первых числах июля 1821 года, – читаем в одном исследовании, – семейство Раевских, а также родственники его, Давыдовы, приехали в Кишинев к М.Ф. Орлову, мужу Екатерины Раевской. Из воспоминаний И.П. Липранди: “Раевские были всею семьею в июле 1821 года и сам Николай Николаевич, и на четыре дня приезжали Александр и Василий Львовичи Давыдовы; с ними, проездом в Одессу, заезжали киевские знакомцы Михаила Федоровича, граф Олизар и Швейковский; из Вильны в то же время Валевский и Ромер, также знакомые генералу по ежегодному их приезду на Киевские контракты. Пушкин все четыре дня провел у генерала, как знакомый с Давыдовыми, у которых прежде гостил в Каменке. Брат же генерала приезжал прежде и уехал после их, пробыв около двух недель”.
Обратим внимание на перечень лиц, приведенных Липранди. Он не случаен. Граф Олизар Густав Филиппович (1798–1868) – польский поэт и общественный деятель. В 1821 году его, 23-х летнего молодого человека, заочно выбрали губернским предводителем дворянства в Киеве. Тогда же ему была предложена должность руководителя киевской масонской ложи “Соединенные славяне”. Потом графа пригласили участвовать в Южном обществе декабристов. Олизар сватался к Марии Раевской, но получил отказ от ее отца, основанный на различии религий и национальностей.
Иван Семёнович Повало-Швейковский (1787–1845). С 19 января 1816 года являлся командиром Алексопольского пехотного полка, с которым 6 февраля 1818 года прибыл на юг России. Он вёл переговоры с Польским патриотическим обществом. В 1823 году в Бобруйске его приняли в Южное общество декабристов.
Александр Валевский (1778–1845), сенатор-каштелян Царства Польского. М. Ромер – крупный помещик, один из руководителей Литовского совета польского Патриотического общества»: https://ava.md/2012/01/16/istoriko-prosvetitel-skiy-post-6-kak/
Еще до революции в журнале «Русский Вестник» (1893. №№ 8-9) были опубликованы «Мемуары графа Олизара», ранее издававшиеся на польском языке (G. Olizar «Pamiętniki. 1798-1865». Lwów. 1892). Русская публикация считалась сокращенным переводом, однако на деле оказалась всего лишь сокращенным пересказом.

Граф Олизар. Силуэт из альбома Орловых-Раевских.
Граф Густав Филиппович Олизар (1798–1865) – польский поэт, публицист, мемуарист и общественный деятель. Первый владелец крымского имения Артек.
Лишь недавно стал доступен перевод интересующего нас места из воспоминаний графа Олизара, находящегося в 4-й главе второй части, благодаря которому нам становится ясным, о чем в начале июля 1821 г. в тихом Кишиневе могли идти переговоры.
Вот он в дословном нелитературном переводе:
«В последние годы Царствования Императора Александра сложились два тайных политико-патриотических союза, один в России, второй в Польше. Вначале оба этих союза даже не знали ничего друг о друге, добиваясь других целей и в целом другими средствами. Лишь около 1822 г., когда конституционность Конгрессового Королевства польского, немилосердно общипанная и заплеванная Великим Князем Константином, главным вождем, и как бы на смех послом сейма от Праги? также Императорским комиссаром Новосильцевым, а когда в России мистицизм и равнодушие Императора сдали все внутреннее управление на произвол временщика Аракчеева с достойным его палачом Клейнмихелем, начальником северных новгородских военных поселений, оба патриотических союза начали уже общаться, при посредстве нескольких гражданских и военных членов. Все еще при огромном недоверии с обеих сторон, пришла им все же мысль взаимно узнать о том, что если бы объединить цели, то не могли ли бы совместно использовать силы и взаимопомощь для вернейшего и решительного действия.
Русские заговорщики делились на два комитета: один северный, в столице под предводительством Рылеева, Краснокутского и князя Трубецкого; второй западный в Тульчине под предводительством Пестеля, князя Сергея Волконского и Муравьевых-Апостолов.
В польском союзе был только один центральный комитет в Варшаве.
Киевский съезд зимой, под видом контрактов, созывал в этот город жителей как из Королевства, так и с наиболее отдаленных провинций Империи. Следовательно, легче было там членам польского союза общаться с западным русским комитетом, некоторые члены которого находились поблизости, а другие даже заезжали на контракты в Киев.
Князь Антоний Яблоновский и полковник Кжыжановский были первыми делегированы для встречи с Пестелем, Муравьевым, также Рюминым-Бестужевым, большим другом последнего. После взаимного предъявления своих полномочий для переговоров, после отбрасывания польскими делегатами московского предложения убийства Великого Князя Константина в минуту, пока те занимаются убийством всей Царской Семьи, после составления предварительного будущего разграничения и отношений двух государств (для чего, однако, западный комитет оставил за собой последнее согласование с северным комитетом), постановили: что польские делегаты обязались в виде дополнения московской революции задержать Великого Князя в Варшаве, отнимая у него всякие средства отыграть роль претендента»: https://naiwen.livejournal.com/1560701.html
Связи эти польских и российских заговорщиков прослеживаются и по линии кишиневской ложи. В июне 1822 г. стало известно (и это сильно тревожило главу «Овидия» генерала П.С. Пущина) о посылке в Польшу мастера – барона Луи Треска, испанца по происхождению, бывшего французского полковника.
Пущин, понятное дело, категорически отрицал это. «Насчет же отправления барона Трески в Варшаву для заведения будто бы в Польских войсках подобной ложи, – писал он начальнику Главного Штаба князю П.М. Волконскому 22 июня 1822 г. из Одессы, – то сие не только никогда не существовало, но даже и в помышление мне совершенно не приходило» (Н.К. Кульман «К истории масонства в России. Кишиневская ложа». СПб. 1907. С. 32).
Публикатор этого документа называет испанского барона личностью весьма «темной», приводя при этом факты его тесного общения еще в 1816 г. с князем П.А. Вяземским и А.И. Тургеневым, не только пушкинскими знакомыми, но и известными масонами. Учитывая эти связи, роль мастера Луи Треска, писал Н.К. Кульман, «в Кишиневской ложе представляется весьма подозрительной» (Там же. С. 14-15).
Продолжение следует.