ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (14)
А. Блок. 1917 г.
Служба в ЧСК (продолжение)
Моральное состояние А.А. Блока этого периода заслуживает специального разговора.
Его знакомый, также сотрудник ЧСК писатель М.В. Бабенчиков замечал о Блоке: «Духовная трезвость в нем всегда побеждала “сомнения” интеллигента и “барина” в обычном понимании этого слова. Его приговоры порою были резки до – цинизма в характеристике отдельных лиц, и богохульны в религиозном отношении. Последнее, положим, вообще типично для “позднего” Блока. Все узко церковное и “православное” он не переносил органически» (М. Бабенчиков «Ал. Блок и Россия. М.-Пг. 1923. С. 53).
Михаил Васильевич Бабенчиков (1890–1957) – литературный и художественный критик, писатель и художник. Рекомендован А.А. Блоку Д.Л. Гримом. При большевиках служил в Театральном отделе Наркомпроса. В 1919 г. был направлен в Ярославль в качестве «художественного консультанта комиссии по восстановлению Ярославля». Первый заведующий Ярославской художественной галереей. Участвовал в художественном оформлении книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства» (1934). После войны работал в Московском художественно-промышленном училище.
Еще до революции он близко сошелся с Н.К. Рерихом; не побоялся встретиться с мэтром в 1926 г. в Москве; вел с ним переписку, начиная с 1914 г. и вплоть до смерти Н.К. «Слепы те, – писал Бабенчиков в статье 1926 г., – кто видит в Рерихе только живописца. Мудры видящие в нем одного из величайших духовных вождей нашей эры». «Верный сотрудник», – отзывался о нем Рерих (В.А. Росов «Николай Рерих. Вестник Звенигорода. Экспедиции Н.К. Рериха по окраинам пустыни Гоби». Кн. I. Великий План. СПб. 2002. С. 206).
К сожалению, само наследие А.А. Блока дошло до нас в искаженном и до сих пор сфальсифицированном виде. «Вот уже двадцать лет, – признавался еще в 1991 г. один блоковед, – мне говорят: почему ты не издаешь Блока полностью, и со всей нужной правкой. А я все двадцать лет вспоминаю свое знакомство с подлинным Блоком и остолбенело молчу» (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок. С. 176).
Причин тому немало. Во-первых, «он утаил, тщательно предав огню […], чего сам не хотел никому показать» (Там же. С. 184. Во-вторых, полным монополистом всего послевоенного блоковедения был В.Н. Орлов / Шапиро (1908–1985) со всеми вытекающими отсюда последствиями (Там же. С. 177). Среди вороха его ошибок «со смыслом» была, например, такая (в «Последних днях Императорской власти»): «за убийством Распутина, этой первой ласточки террора, начнутся новые акты» (А. Блок «Собр. соч. в 8 томах». Т. 6. С. 205). У Блока, в действительности, было по-другому: «за убийством Распутина, этой первой ласточкой террора, начнутся…» (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок». С. 178). Однако печатают до сих пор (!), как и во многих других случаях, с преднамеренной ошибкой.
Рассказывали, что в 1920-1930-е гг. В.Н. Орлов состоял чуть ли не в интимной связи с Прекрасной Дамой Блока, итогом чего явилась чистка наследия поэта от упоминания последней долголетней его «любовницы» (так называл ее сам Блок) Л.А. Дельмас (1879–1969) (Там же. С. 180. См. о ней: А.А. Горелов «Александр Блок и его Кармен» // А.А. Горелов «Гроза над соловьиным садом». Изд. 2-е доп. Л. 1973. С. 556-604; В. Емельянова, А. Стюнекова «Ваш образ, дорогой навек…» // «А. Блок и современность». М. 1981. С. 265-289).
Любовь Александровна Андреева, урожденная Тыщинская, сценический псевдоним Дельмас – оперная и концертная певица, педагог. Ее репертуар насчитывал свыше 60 партий. В 1909—1911 годах Андреева блистала на сцене петербургского Народного дома, произведя неизгладимое впечатление на Блока, посвятившего ей лирический цикл «Кармен» (1914). В 1913-1919 гг. певица была солисткой петроградского Театра музыкальной драмы, широко гастролировала по стране. В течение 16 лет занималась педагогической деятельностью. В годы войны участвовала в организации шефских концертов для солдат.
Любовь Александровна была не только вдохновительницей «Двенадцати», но, как пишут, «скрашивала тягость и скуку либерально-парламентарных судоговорений лета 1917 года, в комиссии “по расследованию”…» (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок». С. 180-181).
Вот лишь некоторые записи, наиболее интимные из которых подверглись чистке Орлова/Шапиро:
(19.5.1917): «Была у меня Дельмас. В концертном платье она похожа на белую ночь» (А. Блок «Записные книжки, 1901-1920». С. 333).
(21.5.1917): «…Позвонил Дельмас, к ночи привел ее к себе» (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок». С. 184).
(27.5.1917): «Ночью у меня – Дельмас, что не было, венцом большого дня…» (Там же. С. 184).
(4.6.1917): «Ночью бледная Дельмас дала мне на улице три розы, взятые ей с концерта (Черноморского флота), где она пела и продавала цветы» (А. Блок «Дневник». С. 212).
(5.6.1917): «Дважды на улице – Дельмас» (Там же).
(8.6.1917): «Ночью заходила Дельмас, которая вчера гуляла с моряком в Летнем саду» (Там же. С. 213).
(11.6.1917): «…Ночью Дельмас долго ходила перед окнами» (Там же. С. 215).
(17.6.1917): «Ночью – любовница…» (Там же. С. 217).
(20.6.1917): «Ночью – разговор с любовницей с балкона и по телефону» (Там же. С. 220).
(22.6.1917): «Ночью любовница. Она пела грудным голосом знакомые песни» (А. Блок «Дневник». С. 221).
(26.6.1917): «И разбит, и устал, и окрылен, и желаю – и рабочий, и пьяный закатом – все вместе. Ночью – любовница» (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок». С. 183).
Любовь Дельмас.
(29.6.1917): «2 встречи с Распутиным. А ночью – любовница» (Там же. С. 183).
(3.7.1917): «К ночи пришла Дельмас (она пела “Гимн Радости”)» (Там же. С. 223).
(4.7.1917): «Вечер с любовницей» (Там же. С. 181).
(6.7.1917): «Ночью Дельмас. […] …И я – много работал и много грешил. Люба, Люба, Люба […] ночью пришла Дельмас» (Там же).
(7.7.1917): «Дельмас принесла слух, что Терещенко тоже ушел» (А. Блок «Дневник». С. 227).
(9.7.1917): «К вечеру – неожиданная встреча с Дельмас в Парголове» (Там же. С. 228).
(16.7.1917): «Л. Дельмас – с ней поздний вечер» (Там же. С. 234).
(20.7.1917): «Полная луна. Дельмас» (Там же).
(21.7.1917): «…Розы и красная записка от Л.А. Дельмас» (Там же. С. 235).
(23.7.1917): «Восхитительные минуты (только минуты) около вечерних деревьев (в притоне, называемом “Каменный остров”, где пахнет хамством). Дельмас я просил быть тихой…» (Там же. С. 235-236).
(10.8.1917): «Ночью – опять Дельмас, догнавшая меня на улице» (Там же. С. 246).
(15.8.1917): «В Шувалове я дважды видел Дельмас, она шла своей красивой летящей походкой, в белом, все время смотрит кругом, очевидно, искала меня» (Там же. С. 248).
(29.8.1917): «Л.А. Дельмас прислала Любе письмо и муку, по случаю моих завтрашних именин. Да, “личная жизнь” превратилась уже в одно унижение…» (Там же. С. 252).
(4.9.1917): «Сегодня ночью я увидел в окно Дельмас и позвал ее к себе. Люба тоже уходила куда-то» (Там же. С. 253).
(6.1.1918): «Ночью – Л.А.Д. Легкость» (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок». С. 180).
(11.1.1918): «Ночью – Л.А.Д.» (Там же).
(15.1.1918): «Мои “Двенадцать” не двигаются. Мне холодно. Ночью – Л.А.Д.» (Там же).
(28.1.1918): «“ДВЕНАДЦАТЬ”. К ночи Л.А.Д.» (Там же).
(21.8.1918): «Ночью под окном долго стояла Л.А.Д.» (Там же. С. 184).
Л. Дельмас в роли Кармен.
И, как итог, дневниковая запись 17 августа 1918 г.: «…Все эти утехи в вихре света, похоть к молодым актрисам, изливаемая в другие места, кончилась болезнью» (Там же. С. 182).
И комментарий к этому блоковеда: «Отягощенный многолетним саморазрушением, Блок вступал и в новое время до крайнего предела истерзанным блудливой жизнью» (Там же).
Таков был интимный фон работы Блока в ЧСК по разоблачению «темных сил», мнимых блудодеяний Г.Е. Распутина и т.д. После очередной оргии, переваливая с больной головы на здоровую, Блок, бывало, записывал в свой дневник (22.5.1917): «Опущусь – и сейчас же поднимается этот сидящий во мне Р[аспутин]» (А. Блок А «Записные книжки, 1901-1920». С. 342). (13.7.1917): «…Сидит во мне Гришка, и жить люблю, и не умею…» (А. Блок «Дневник». С. 231). (15.8.1917): «…Распутин (рядом скука)…» (Там же. С. 248).
Кстати говоря, и во время работы в ЧСК Блок нередко продолжал выделывать прежние штуки.
В разгар общения с Дельмас 13 июня 1917 г. в дневнике появляется такая запись: «Опять – молодое летающее тело. […] Увядающая брюнетка в трамвае. Мы изучали друг друга. Под конец по лицу ее пробежало то самое, чего я ждал и что я часто вызываю у женщин: воспоминание, бремя томлений, приближение страсти, связанность (обручальное кольцо). Она очень устала от этого душевного движения. Я распахнул перед ней дверь, и она побежала в серую ночь. Вероятно, она долго не оглянется» (Там же. С. 215).
Продолжение следует.