Ну, а сейчас познакомим читателей с уже упоминавшейся ранее статьей Г.Г. Безвиконного «“Жок” на балах в дни Пушкина», появившейся в кишиневской газете «Наша Речь» 8 февраля 1937 г.
В том юбилейном пушкинском году Георгий Гаврилович опубликовал свои последние статьи на русском языке
Помимо очерка «А.С. Пушкин и Бессарабия», напечатанного 1 февраля 1937 г. в кишиневской газете «Молва», все остальные вышли в «Нашей Речи» – «ежедневной внепартийной общественно-литературной и экономической газете», учрежденной в декабре 1922 г. русскими эмигрантами, проживавшими в Бухаресте.
Ориентированная на людей образованных (предпочтение ей отдавали прежние помещики, интеллигенция и духовенство), особенной популярностью она пользовалась именно в Бессарабии. Хотя тираж ее в 1930-м был сравнительно невелик (девять тысяч экз.), каждый ее номер читали, как правило, 5-6 человек.
Особой популярностью пользовалась рубрика «Бессарабская старина. Старый Кишинев».
Именно об этом была серия статей Г.Г. Безвиконного, помещенных на страницах «Нашей Речи» в том юбилейном году: «“Жок” на балах в дни Пушкина» (8 февраля), «Старая Бессарабия» (17 марта), «Карагеоргиевичи в Бессарабии» (31 марта), «“Еврейка” Пушкина» (3 мая), «Бессарабские могилы» (12 июля).
Последний номер «Нашей Речи» вышел 21 мая 1938 г. Как и другие русскоязычные газеты, она была закрыта властями, ставшими рассматривать русский язык как опасный инструмент советской агрессивной пропаганды. Как показали события 1940 г., такие страхи оказались вовсе не безпочвенны…
«Жок» на балах в дни Пушкина
В дни пребывания А.С. Пушкина в Кишиневе (1820–23), как и много позже, наравне классическим полонезом, вальсом или кадрили, в бессарабских салонах придерживались народной старины и танцевали монотонную хору и быстрый жок. На поэта оба танца произвели большое впечатление своей самобытностью, а его поэтическое ухо поразили выкрики танцующих парней. Есть целый ряд остроумнейших и крайне едких стихов Пушкина, написанных в размерах выкриков жока, но не о них здесь идет речь.
Современников Пушкина очень поражали наиболее известные стихи жока, и их неизменно приписывали поэту. Но стиль стихов и их содержание заставляют полагать, что они записаны уже по отъезде Пушкина из Кишинева, а друг поэта, И.П. Липранди, пишет в «Русском Архиве» 1866 года, что «автор их проживает и по ныне в Москве». Всё же в бессарабскую литературу эти стишки вошли как «пушкинские» и не раз опубликовывались как таковые.
Кишинев. Рисунок Карло Боссоли. 1830-е годы.
Привожу ниже ныне вариант, сообщенный мне покойным мне покойным И.М. Пархомовичем (1846–1932), старожилом и знатоком прошлого Бессарабии:
Музыка Варфоломея,
Становись теперь в кружок,
Инструменты строй скорее
И играй на славу жок.
Соблюдая нежны связи,
С дамой не танцуй любой:
В первой паре Катакази
С скромной Скиновой женой.
Ты ж возьми его супругу,
Виц-Крупенский отставной,
Руки за пояс друг другу
И пляшите жок родной.
Рознован, кэчула маре,
С Богдонясою, пофтим,
Лихо пляшет Сандулаки
И мадам Короя с ним.
В пятой паре для красы
Худобашев с Польхронясой
– Бекасиные носы.
Тодорашка, брат-Крупенский,
Он Еврейку пригласил,
Важно шел за ним Стамати
И Тарсицу выводил.
Пульхерица – легконожка,
Кишиневский наш божок!
Встань, красавица, немножко,
Оттанцуй с бабакой жок.
Это один из вариантов «кривого зеркала» Кишинева того времени. В устной передаче эти стихи утеряли свои поэтические прелести; тем не менее они представляют чрезвычайный интерес, как свидетельство о главных героях Бессарабии времен Пушкина. Один из вариантов «Жока» опубликовал Л.С. Мацеевич в «Историческом Вестнике» (май 1883). Мне же кажется, что приведенный здесь вариант исправен и наиболее полон.
Жители Кишинева. Акварель 1820-х гг.
Действие происходит на большом балу, вероятно в грандиозных новых палатах боярина Варфоломея, ставших затем губернаторским домом. Это не «пестрый дом Варфоломея», упоминаемый Пушкиным в «проклятом городе Кишиневе». Новый дом лишь строился при поэте. Варфоломей, обанкротившийся на откупах, торопился закрепить свое богатство в приданном дочери, легконожки Пульхерицы – кишиневского божка. Черты ее увековечены поэтом в «Деве», гордой и неприступной. Она мечтала о сказочном принце, т.к. Сам Император Александр I, проездом через Кишинев, удостоил ее танцем.
Вид на губернаторский дом – «новый дом Варфоломея» (видна его крыша) и сад с колокольни лютеранской кирхи. Фото М.П. Кондрацкого. 1880-е гг.
«Бабака» – отец, Варфоломей, часто устраивал балы. К нему впоследствии бессарабцы применяли стих «Евгения Онегина»:
Давал балов сто [1] ежегодно,
И разорился наконец.
[1] У Пушкина: «три бала». – С.Ф.
Пушкин интересовался этими балами, о чем свидетельствует его записка Горчаковы:
…Узнай, что будет в понедельник,
Что скажет наш Варфоломей.
Цыганский оркестр Варфоломея славился на всю Бессарабию.
Хора в Валахии. Литография 1860 г. с рисунка Дьедонне Ланселота (1822–1894).
Кто же герои этого танца?
Ясно, в первую очередь это губернатор К.А. Катакази, та центральная фигура кишиневского общества, о которой поэт говорит: «диктатор Катакази, а Крупенский Цицерон. – М.Е. Крупенский это вице-губернатор и он следует во второй паре. Катакази идет в паре со скромной женой постельничего Скина, Севастицей, сестрой Господаря Мих. Суццо, а Крупенский – с женой губернатора, Екатериной Христофоровной, дочерью Господаря Ипсиланти и сестрою знаменитых гетеристов.
Екатерина Константиновна Катакази, супруга бессарабского гражданского губернатора, урожденная княжна Ипсиланти, между двух братьев. На одной странице с портретом другого своего брата князя А.К. Ипсиланти. Рисунок Пушкина на листе со стихотворением «К моей чернильнице». Апрель 1821 г. На рисунке изображены предположительно (Г.В. Пашнина «Кого рисовал Пушкин?» // «Уральский Следопыт». 1986. № 7. С. 68-69) князья Георгий (1795–1846, Бухарест) и Николай (1796–1833, Одесса).
Вступившие в 1819 г. в созданное в Одессе тайное общество «Филики Этерия», эти офицеры Императорской Гвардии, выйдя в отставку (Георгий) и испросив отпуск (Николай), осенью 1820 г. приехали в Кишинев, откуда 21 февраля / 5 марта 1821 г., вместе со старшим братом Александром (генералом) в тот же день пересекли Прут – в то время русско-турецкую границу, чтобы поднять греческое восстание.
Пушкинский рисунок и запечатлел их такими, какими запомнились они поэту перед отъездом.
Рознован – это Георгий Росетти-Рознован, важнейший из молдавских бояр, нашедших себе убежище в Кишиневе во время гетеристского восстания 1821 г. Он носил большую шапку, «кэчула маре». Тип такого боярина описывает другой пушкинский современник, Вельтман:
Он важен, важен, очень важен!
Усы в три дюйма, и седа
Его в два локтя борода,
Янтарь в аршин, чубук в пять сажен;
Он важен, важен, очень важен!
Ион Баломир. Портрет логофета Теодора Балша.
Такой боярин может пригласить достойную себе партнершу, вдову гетмана Богдана, даму лет за пятьдесят, из коих половину любила скрывать. Она продолжала танцевать, хотя предпочитала играть в карты.
Сандулаки, Сандул Феодосиев, член Верховного Совета, танцует с женой боярина Короя.
Более своеобразна пятая пара: армянин Худобашев и гречанка Калипсо. Очевидно, в действительности, их на такой бал не пригласили бы. Худобашев был начальником почты в Одессе, но в пьяном виде сразился на улице с …козлом, за что был переведен в Кишинев.
Более интересна Калипсо. По описанию Липранди, она не была красива, но все же Пушкин не сопоставил бы ее никогда со смешным уродом Худобашевым, над которым поэт часто издевался. Молоденькая гречанка имела особое обаяние для Пушкина, т.е. слыла любовницей Байрона, сражавшегося тогда за Грецию.
Ты рождена воспламенять
Воображение поэтов…
– обращался к ней Пушкин, или –
Гречанка, я люблю тебя!
[Далее] следуют Тодорашко Крупенский с «Еврейкой». Это прозвание носила Мария Егоровна Эйхфельдт, ввиду воображаемого сходства с Ревеккой, героиней «Айвенго» Вальтера Скотта. Она была молдаванкой, дочерью боярина Милло, вышедшей замуж за немца Эйхфельдта. Среди поклонников ее был Пушкин и Крупенский.
Лист без текста с пятью пушкинскими портретами «кишиневских красавиц»: М.Е. Эйхфельдт (вверху), «Аники Сандулаки» (под ней) и П.Е. Варфоломей, М.З Ралли и Е.З. Стамо (внизу слева направо). 1820-1823 гг. Определение Г.Ф. Богача («Быстрый карандаш поэта» // «Знамя коммунизма». Ангарск. 1985. 6 июня; «Кишиневские красавицы» // «Независимая Молдова». Кишинев. 1992. 30 января).
Наконец важно выступает местный поэт и кавалер Костакий Стамати вместе с сестрой Катакази, Тарсицей. Офицер Лугинин пишет, что встречал Пушкина у Стамати, а Тарсице Катакази поэт посвятил следующие стихи:
Ты умна, велеречива,
Кишиневская Жанлис,
Ты бела, жирна, шутлива,
Пучеокая Тарсис.
Не хочу судить я строго,
Но к тебе не льнет душа –
Так послушай, ради Бога,
Будь глупа, да хороша.
Г.Г. Безвиконный «“Жок” на балах в дни Пушкина» // «Наша Речь». № 5202. Кишинев. 1937. 8 февраля.