6.
Выступление Секретаря Российской зарубежной экспертной комиссии профессора Е.Л. Магеровского на заседании Правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Российского Императора Николая II и Членов Его Семьи.
Москва. Дом Правительства
20 сентября 1995 г.
Ваше Высокопреосвященство,
Многоуважаемый Господин Председатель,
Милостивые Государыни и Милостивые Государи!
В самом начале своего слова я хотел бы обратить Ваше внимание на явную безпрецедентность нашего выступления здесь. И не только потому, что дело, по которому мы тут собрались, представляет собой первостепенную важность для каждого, кому ценна русская культура и русское духовно-историческое сознание, ибо оно одинаково вопиет к совести каждого россиянина, где бы он ни проживал. Наше пребывание здесь также безпрецедентно и потому, что, объединенные общими усилиями, мы оказываемся за одним столом с нашими давнишними противниками, чтобы совместно изыскать историческую правду, добиться исторической истины. И если это окажется возможным для нас в этом деле, то быть может появиться реальная надежда, что могут пасть и другие препятствия, которые разделяют нас вот уже три четверти века.
А теперь перейдем к главной теме. За несколько дней уже до отлета в Москву мы получили из канцелярии Председателя Государственной комиссии Ю.Ф. Ярова текст повестки дня сегодняшнего заседания и поняли, что, в лучшем случае, спешим к шапочному разбору. Поэтому хотелось бы начать с некоторых общих мест, которые, может быть, лучше всего выразят множество наших позиций. Во-первых, мы бы хотели постараться воздержать Государственную комиссию от спешных, скоропалительных действий, которые явно на руку только врагам Российского государства, как древнего, так и нового, не говоря уже о страшном вреде авторитету Российской Православной Церкви, если она будет вынуждена участвовать в захоронении (похоронах) еще не полностью идентифицированных останков. В случае, если окажется впоследствии, что это не те или не полностью те останки, то какой это будет позор для русской нации и ее гражданских и церковных правителей.
Много упоминалось о том, сто было открыто уголовно-следственное дело по факту наличия останков, которое-де обязательно нужно поскорее закрыть. Если мы правильно понимаем положение,, то подобные дела обычно закрываются, когда следствие достигает должной полноты с точки зрения прокурора, который его открыл, и судьи, перед которым оно слушается. На Западе обычно принимается во внимание и длительность пребывания обвиняемого в доме предварительного заключения. В этом же деле нет конкретных подозреваемых, никто не томится в КПЗ, а многое еще совсем не ясно: неизвестно, где останки Царевича АЛЕКСЕЯ и одной Царевны, неизвестно точно и кто она.
Мы до сих пор не знаем, как же было найдено место захоронения; теперь д-р А.Н. Авдонин начинает всё чаще утверждать, что он «вычислил» это место из какой-то устной информации, ему переданной уже умершими людьми, а не с помощью Г.Т. Рябова, который будто шел по следам «Записки Юровского», что, надо заметить, также крайне сомнительно. Получается нечто весьма странное: находка места захоронения без помощи «Записки Юровского» – невозможна; с другой же стороны, для многих поборников этой идеи, при наличии хоть частично опознанных останков, «Записка Юровского» объявляется ненужной. Западное следствие потребовало бы у всех «первооткрывателей» как «Записки Юровского» во всех ее изданиях, так и места, где были найдены останки, показаний под присягой, или, если дело не ведется для возбуждения уголовного процесса, то полиграфирования.
Надо, чтобы каждая находка документа или вещественного доказательства фиксировалась в каком-то журнале, также регистрирующего под присягой или при помощи полиграфа, каждый доступ, каждое перемещение, каждую работу с ними. К сожалению, первые шаги в деле о Царских останках уходят далеко в советское время, когда СССР обладал особой незавидной репутацией среди западных правоведов и поэтому теперь следование элементарным западным процедурным нормам чрезвычайно важно, если не обязательно. Это также распространяется и на костные останки, о чем немного позже.
Одна из главных слабостей показаний – объяснений Г.Т. Рябова и А.Н. Авдонина, – это их нарочитое желание запутать читателя, создать как бы «Защитную паутину», чтобы защитить их находку от остальных «любителей-гробокопателей». Сюда же можно отнести и вопрос об отрезанных головах. Если бы Авдонин и Рябов не проявляли столь большого интереса к черепам, взятым из захоронения, и не возили их и в Москву на несостоявшуюся экспертизу, и на дачу, мы бы не обратили на них особого внимания и не стали бы изучать вопрос об отрезанных головах. Теперь, благодаря данным из книги ген. Дитерихса и эмигрантской прессы 1920-х годов, этот вопрос обрел право на исследование.
До сих пор остаются противоречия и несовпадения, которые не могут не вызвать споров.
Почему, например, гипотеза «Захоронения» предпочтительнее гипотезы «сжигания»?
Никто до сих пор не объяснил, почему Ермаковская версия столь близка к заключению следователя Соколова и почему он на ней настаивает до самой своей смерти?
Как объяснить недавнее появление двух или трех фотографий (предположительно снятых в 1919, 1926 и 1930-х годах), на которых Ермаков снят один и в группах у пресловутого «мостика» и которые подписаны (кем?), что это место, где была сожжена Царская Семья. А это опять-таки перекликается с заявлением, сделанным Соколову коптяковскими крестьянами, что те встретили бегущих красноармейцев, которые им заявили, что они-де «Николку вашего пожгли».
У меня образуется настойчивое впечатление, что никто не проштудировал ни имеющуюся тут большую часть Соколовских протоколов следствия, ни даже их публикацию в сжатом виде зарубежным специалистом Н. Россом. Насколько я понимаю, появились дальнейшие сведения о костной мозоли, возникшей у Государя вследствие нападения на Него в Японии в бытность Его еще Наследником. Сколько было ударов, с какой стороны головы, должны ли были остаться от них следы даже после захоронения? А эти все новации появились лишь в недавнее время. Кто знает, какие появятся завтра, послезавтра?
Чтобы обезопасить себя в дальнейшем от таких сюрпризов, надо досконально проштудировать все архивные документы, произвести все нужные симуляции и и, главное, не спешить, т.к. за исключением, возможно, некоторых привходящих причин, имеющих мало что общего с исполнением поставленной Комиссией задачей, этому нет причин: дело общеизвестно, жертвы налицо, преступники скрылись на том свете, никакого судебного дела не предвидится…
Не хочу говорить заведомо неприятных вещей, но из-за противоречий и несоответствий между самими источниками и источниками и фактами, равно как и наличия ранее распространяемых ложных сведений, так сказать, «первооткрывателями» этого дела (в частности – Гелием Рябовым) и главное из-за того, что «Записка Юровского» до сих пор не была подвержена экспертизе и ее аутентичность не доказана, все время где-то в тумане маячит вопрос о фальсификации.
Он касается, например, даже такой, казалось бы, вне подозрения стоящей генетической экспертизы, как Олдермастонская. В журнале «Нэйпер Дженэтикс» № 6, в статье, посвященной результатам экспертизы, д-р Питер Гилль и др., обсуждая отведенные варианта исхода анализа и два отведенных, но не указав критерий, по которым этот выбор сделан. Избранные для анализа критерии были:
1. Специмен принадлежит человеку, никакого отношения и Семье Романовых не имеющему;
2. Специмен принадлежит члену искомой группы Семьи Романовых;
Заранее отведенные варианты были:
3. Специмен принадлежит члену Семьи Романовых, не принадлежащей к искомой группе, и
4. Результат есть продукт нарочитого сложного обмана («Эн илаборэт хокс»). Видимо, причиной для отвода послужили данные, основанные на «Записке Юровского» и приведенные в статье в рубрике информации о привходящих источниках.
Последнее как нельзя лучше иллюстрирует ту ключевую роль, которую играет привходящая информация в идентификации конкретных останков в западной судебно-медицинской экспертизе.
С точки зрения известных американских специалистов-патологов, работающих по судебной медицине, участвовавших в работе с останками в Екатеринбурге и приглашенных Комиссией консультировать нас по вопросу о возможных царских останков, отводят ДНК довольно ограниченную роль в идентификации любых останков (нуклеотид ДНК быстро деградирует и быстро исчезает совсем, репликация же его не всегда надежна и митохондриальный ДНК, который весьма долговечен, дает чаще всего «Семейные картинки», т.е. соотношения в нескольких поколениях, восходящих или нисходящих, он специфичен в порядке исследования и подвержен мутации.
Поэтому западные судебно-медицинские специалисты предпочитают данные, полученные при помощи ДНК, подтверждать документальными источниками, такими, как дневниковые записи, истории болезней, записи пользующих врачей и стоматологов, всякие документы и записки, отражающие состояние здоровья, рентгеновские снимки. (например, д-р Баден, один из наших консультантов, до сих пор ищет рентгеновские снимки Царя и Царицы, сделанные во весь рост, хранившиеся в одном из местных британских музеев), даже частные письма. Поэтому исследование российских архивов, местных и центральных, всяких хранилищ документации, даже музеев, имеет первостепенную важность для данного дела.
Нагляднее всего возможности и пределы исследований на ДНК указал на пресс-конференции в Вашингтоне комендант Судебно-медицинского института Вооруженных сил США, заметив, что из 66 предложенных институту для опознания останков военнослужащих США, погибших во Вьетнаме, положительно установить личность удалось всего лишь менее 15. В общем, даже те специалисты по ДНК, которые очень высоко расценивают ее опознавательные возможности, обычно готовы согласиться, что ДНК лучше исключают возможность тождественности в идентификации, нежели утверждают ее. ДНК же занимает важное, но не исключительное место среди двух других областей судебно-медицинского исследовательского комплекса – физической и историко-документальной.
Что же касается общей характеристики со стороны Зарубежной комиссии и исследовательских работ, проведенных по сей день по заданию Государственной комиссии, то следует отметить, что на сегодня они успешно проведены только в отношении одной из трех категорий, как обычно в Евро-американском уголовном процедурном праве, ведется следственное дознание, – биологического анализа, главным образом, на ДНК. Но и тут не обошлось без пробелов. Например, с самого момента открытия останков, не соблюдается доктрина «преемства законного обладания» («чейн оф кастоди») при из передвижении или какими-либо операциями с ними. Двояко нарушалась доктрина независимости научных исследований: один и тот же российский ученый, возглавлявший исследовательскую работу в России, затем принимал деятельное участие в исследованиях, которые вполне можно назвать контрольными, – вначале в одной иностранной лаборатории (в Олдермастоне, Англия), а затем в другой (в Роквиле, Мэриленд, США), где одна лаборатория предсказуемо подтвердила результаты другой.
Другое нарушение состояло в том, что как явствует из пресс-конференции, проведенной недавно в пресс-клубе в Вашингтоне, результаты, полученные в одной лаборатории касательно нуклеидного ДНК, были не проверены, а безоговорочно приняты и заимствованы другой. На пресс-конференции же результаты исследования в обеих лабораториях были объединены в одно целое, создавая этим неверное впечатление, что в данном вопросе одна лаборатория проверяла другую, дублируя все ее исследования. В действительности же военная лаборатория в Роквиле, Мэриленд, США, исследовала лишь кость, которая считается принадлежащей Великому Князю Георгию Александровичу, и кость, которая считается частью Скелета № 4 из захоронения на старой Коптяковской дороге у Екатеринбурга, и сравнили их. Мы уделили столь много место категории биологического анализа, поскольку в ней достигнут самые впечатляющие результаты, хотя и, с нашей точки зрения, используя подчас порочную методику.
Что же касается оставшихся двух категорий уголовного следственного дознания: историческую, документальную, архивную и физическую – то тут было сделано очень мало, несмотря на неоднократные отношения по этим вопросам со стороны Зарубежной комиссии. Например, не была проведена научная экспертиза «Записки Юровского» (в главных ее редакциях), не анализированы ни почерк, ни машинопись, ни специфика шрифта, ни содержание (особенно, что касается возможности точно определить место захоронения, пользуясь только сведениями, находящимися в «Записке»), ни стиль (безукоризненная новая орфография, наличие твердых знаков вместо апострофов и полное отсутствие ошибок и опечаток), ни язык.
Не найдена документация медицинского и стоматологического пользования Императора и Его Семьи (Его пользовали 37 врачей), нет свидетельства о смерти Императора (такое, сообщали, было составлено после Его убийства), не сопоставлены и [не] анализированы версии убийства Ермакова и Соколова (оба считают, что трупы были полностью сожжены) с автором «Записки Юровского» (считает, что девять трупов захоронены, а два – частично уничтожены огнем, а затем захоронены), как и версии других старых екатеринбургских большевиков.
Нет информации о входно-выходных пулевых отверстиях в черепе Скелета № 4 (м.б. Императора), показывающих, стояла ли жертва спиной или лицом к убийце, имеется ли костная мозоль на виске этого черепа (предположительно, Императора), сколько было сделано ударов и по какой стороне головы, и был ли череп хоть временно отделен от тела [в оригинале ошибочно: головы]. Наконец, соответствуют ли все части скелетов друг другу. И это всего лишь частичный список.
До сих пор неизвестно, как конкретно господа Рябов и другие разыскали вначале «Записку Юровского», а затем – место захоронения. Протокол их допроса следователем не дает много информации, полиграфированы же они не были.
Категория физических данных представляется нам самой недорасследованной во всем деле. Не произведены исследования «времени и движения» касательно действий, описываемых в «Записке»; не анализирована почва, особенно ее оседание. Была ли могила накрыта настилом из хвороста или шпал, или и тем и другим? По очень схематическому рисунку (в двух измерениях) ямы с захоронением выходит, что в нее был вылит только один кувшин серной кислоты, что сулит выливающему серьезными повреждениями зрительного и дыхательного аппаратов. Сколько времени уходит на то, чтобы вырыть (двумя лопатами?) яму 1,7 м. глубины и 2,5 м в квадрате в затопленной водой (шли дожди) почве?
Следует отметить, что шпала обычно короче 2,5 м, т.к. ее нельзя перекинуть через такую яму, чтобы сделать «мостик». И, наконец, как долго горит человеческое тело и какой смрад оно при этом источает? Ответы на эти и другие вопросы можно получить симуляцией, используя свиные туши равного веса для изучения эффекта горения и мешков с песком – для объема.
К сожалению, ни ксерокопия «Записки Юровского», ни историческая справка от экспертной группы Государственной комиссии РАССТРЕЛ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ от апреля 1994 г., ни ЗАКЛЮЧЕНИЕ комиссионной судебно-медицинской экспертизы от 10 мая 1994 г., не содержит ответов по вышеперечисленным и многим другим вопросам. А это есть все данные, которыми Государственная комиссия сочла нужным поделиться с нашей Комиссией последние два года в ответ на наши убедительные просьбы о присылке нам данных, которые помогли бы понять ее мотивированные выводы. К сожалению, это не есть то сотрудничество, о котором говорилось в нашем втором обмене писем в 1994 году…
Уже вскоре по нашем приезде в Москву нам пришлось столкнуться в официальных беседах (и некоторых частных) с несколькими членами Государственной комиссии, обвинивших нас в том, что-де мы появились здесь как бы с пустыми руками, не привезши с собой каких-то магических гостинцев, которые бы вдруг, чуть ли не чудесным образом, позволили бы разрешить все неадекватности и противоречия в источниках (а иногда и вовсе их отсутствие), на которые мы пытались обратить внимание Государственной комиссии. «Вы только критикуете, что-то советуете, но не представляете никаких документальных доказательств», – слышали мы.
Тут, мне кажется, имеется некоторое недопонимание реальных возможностей сторон. Начиная с 1989 г., вся информация, поступающая к нам об этом прискорбном деле, шла, главным образом, со всеми отсюда вытекающими последствиями. До сих пор, например, мы пытаемся обрести доступ к такому, казалось бы, элементарному источнику, как простая крупномасштабная карта коридора с ЮЗ на СВ, шириной в несколько километров, между Верх-Исетском и деревней Коптяки. Чтобы как-то осмыслить топографические вопросы, приходилось пользоваться всякими заменителями – от карт Царского времени, нескольких (неточных) схем эпохи Гражданской войны, вплоть до карт Германского генерального штаба… У нас не было доступа к российским архивам и хранилищам документальной информации, не было сонма научных сотрудников, могущих исследовать любой вопрос и, наконец, не было и нет государственного бюджета.
Наши ресурсы ограничены примерно тем, что эмиграция смогла унести с собой, покидая родину, среди нашего «актива» есть доступ к обширной западной информатике, западной науке и, главное, безпрецедентный и, в общем, свободный доступ к экспертам. Именно это различно открывает широкие возможности нашему сотрудничеству, и именно так мы поняли предложение Государственной комиссии о сотрудничестве.
Считаю, что самое фундаментальное расхождение в наших позициях в том, что, на наш взгляд, Государственная комиссия – по совершенно не известным и не понятным нам причинам – не желает производить, с нашей точки зрения, ключевые экспертизы, как источников и вещественных доказательств, так и содержащейся в них информации; очень часто мы наблюдаем нежелание или небрежение в поисках определенных источников («не надо», «у нас нет»), например, медицинских, а когда они появляются, то оказывается, что и «есть», и «надо». Часто, как особенно выпукло явствует в деле о ДНК, избирается путь наименьшего сопротивления, а другие, требующие также затрат ресурсов и времени, отвергаются. А это создает, возможно и совсем незаслуженную, видимость скрытности. Чуть ли не с самого начала слышались утверждения, что все архивы для Государственной комиссии открыты и исчерпывающе просмотрены, но тем не менее мы всё время слышим о появлении то одного, то другого документа из давно открытого и полностью просмотренного хранилища.
Тем не менее, в добавок к столь раздражающим наших здешних критиков советам и пожеланиям, увидев, что Государственная комиссия может нуждаться в добавочных и более близких генеалогически источниках ДНК, мы месяцев восемь тому назад, действуя по собственной инициативе, предложили – после предварительных переговоров с их опекунами – частицы св. мощей Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, которые находятся в Нью-Йорке и могли бы быть исследованы в одной из известных местных лабораторий. К сожалению, мы до сих пор ждем ответа на это предложение.
С другой стороны, мы оказались гораздо менее успешными в наших попытках найти доступ к пресловутому Соколовскому ящичку, который, по всем данным, должен находиться в Храме-Памятнике в Брюсселе. Тут мы натолкнулись на стену, вплоть даже до отрицания того, что такой ящичек с Царскими останками, собранными Соколовым у Ганиной Ямы, вообще существует. Из повестки дня настоящего заседания Государственной комиссии мы поняли, что есть вероятность доступа к специмену крови покойного Тихона Николаевича Куликовского, прямого племянника Государя по женской линии; таким образом, теплится надежда, что и ранее доступный ящичек рано или поздно может стать доступным.
Кто-то нас также обвинял в том, что мы хотим своею деятельностью сорвать работу Государственной комиссии. Ничто не лежит дальше от истины. Не знаю уже в какой раз приходится повторять, что мы кровно заинтересованы во всестороннем, полном и исчерпывающем исследовании всех сторон ужасной, противочеловеческой и кощунственной судьбы Царской Семьи и их окружения в доме Ипатьева. Мы будем до конца добиваться, чтобы всё, связанное с «похоронной операцией» было выявлено во всей своей умопомрачительной мерзости и прослежено буквально минута за минутой, до своего полного завершения.
Должен признаться, что едучи в Москву, у меня и других членов нашей Комиссии было меньше вопросов и сомнений, недели появилось теперь. И мы будет продолжать искать правду о происшедшем, куда бы эти поиски нас не вели. Поэтому, если Государственная комиссия действительно стремиться к сотрудничеству с нами, а для нас это обязательно – т.к. все основные данные и документация – у нее в руках, то нам следовало бы наладить встречи и дискуссии со сведущими лицами в придворном медицинском делопроизводстве, в документальной экспертизе всех вопросов, связанных с «Запиской Юровского», в вопросе о способах уничтожения тел, в анатомической реконструкции скелетов, со всякими специалистами в судебной медицине – патологами, – короче говоря, не с комиссарами и генералами от науки или чинами прокуратуры, а обыкновенными трудниками на следовательской или научной ниве. С ними мы надеемся провести много времени в горячих, но откровенных и продуктивных дискуссиях.
Наконец, не могу не вернуться к произведшему на всех нас очень большое впечатление столь дружелюбному и радушному приему со стороны почти всех, с кем нам до сих пор приходилось встречаться – от высших чинов аппарата Правительства и их оперативных помощников и помощниц, до водителей предоставленной в наше пользование правительственной автомашины и персонала охранной службы, не говоря уже о чисто случайных бытовых встречах. Такое радушное гостеприимство по-человечески сильно обезоруживает и делает возвращение к жесткой и строгой тематике цели нашего приезда сюда еще более трудным. Но как старцы-отшельники малоазийской пустыни, мы надеемся, что наше служение Высшему Началу поможет нам найти честный и праведный путь в этом случае.
Благодарю Вас за внимание, господа.