
В качестве иллюстраций использованы фотографии из книг востоковеда С.Л. Кузьмина.
К СТОЛЕТИЮ УБИЙСТВА БАРОНА УНГЕРНА
В отличие от предшественников, наша задача – более ограниченная: касаясь биографии Барона только в тех случаях, где это необходимо для решения именно нашей задачи, раскрыть его проект Реставрации Монархии в сложившихся к 1920 г. обстоятельствах крушения исторического образа правления в трех Империях: Российской, Германской и Австро-Венгерской.
Основное внимание в наших заметках мы уделяем событиям, происходившим в сравнительно короткий хронологический период, во временном промежутке между двумя скорбными датами: от расстрела 17 февраля 1920 г. в Иркутске адмирала А.В. Колчака до убийства 15 сентября 1921 г. в Ново-Николаевске барона Р.Ф. фон Унгерн-Штернберга.
Этот исторический миг (всего-то два года, даже меньше..) заключает в себе, однако, – подобно зерну – очень многое. Чисто событийно – это штурм и взятие Урги, коронация Богдо-гэгэна VIII как Великого хана Монголии, последний поход под знаменем Великого Князя Михаила «на Север», в Россию…
Восстановление Трона Монголии было лишь первым этапом гораздо более обширного плана – образования громадной Срединной Империи, за которым маячила Реставрация Монархического образа правления в России и Европе. Все эти намерения оставили следы в письмах Барона и рассказах его собеседников и сослуживцев, на которые мы в дальнейшем и опираемся.
При этом мы не оправдываем и не осуждаем (это дело политиков и пропагандистов). Задача исследователя объяснить, ответив на вопросы: почему это случилось, как происходило и отчего этим именно закончилось, да и вообще – завершилось ли…

Графско-баронский герб фон Унгерн-Штернбергов.
Дела восточные
«…Когда определенный цикл цивилизации приближается к своему концу, трудно достичь чего-либо, оказывая сопротивление, прямое противодействие его движущим силам, поскольку это движение настолько сильно, что увлекает за собой всё и вся. Но важно не поддаться впечатлению всемогущества и мнимого триумфа сил эпохи».
Барон Юлиус ЭВОЛА «Оседлать тигра».
Интерес Барона к Востоку возник еще в раннем детстве. По счастливой случайности сохранилось несомненное тому свидетельство.
В 1892-1893 гг., будучи шести- или семилетним мальчиком он побывал на петербургской квартире князя Э.Э Ухтомского – русского дипломата, ориенталиста, публициста и поэта (Кузьмин-2011. С. 373).

Князь Эспер Эсперович Ухтомский (1861–1921): https://humus.livejournal.com/7484184.html
В 1886-1890 гг. он несколько раз командировался в Монголию, Китай и Забайкалье, где изучал инородцев-бурятов. Описания этих поездок широко публиковались в русской прессе.
В 1890-1891 гг. Эспер Эсперович сопровождал Наследника Престола, будущего Императора Николая II в путешествии на Восток. По возвращении он был избран членом Императорского Русского географического общества, выпустив в 1893-1897 г. знаменитый богато иллюстрированный трехтомник этого путешествия.

Барон в семилетнем возрасте.
Князь Э.Э Ухтомский по своим убеждениям был монархистом и тем, кого потом принято было назвать восточниками.
Его квартира, по словам очевидцев, больше походила «на какой-то храм: занавески, идолы, драконы, бронза, яшма, нефрит, лак...»
И обстановка и хозяин наверняка навсегда запечатлелись в памяти Романа Федоровича.
Сам князь почти что на два месяца пережил своего юного посетителя, скончавшись 12 ноября того же 1921 г. в Царском Селе, переименованном, правда, к тому времени уже в «Детское»…

Дом № 26 на Шпалерной в Петербурге, в котором была квартира князя Э.Э. Ухтомского. С началом войны Эспер Эсперович отдал свой дом под госпиталь, переехав в Царское Село.
Что же касается Барона, то осуществить свою детских еще времен мечту он сумел лишь 12 лет спустя. Только тогда, на исходе Русско-японской войны, он окажется в Маньчжурии. Однако поучаствовать в сражениях ему тогда не удалось и с театра военных действий пришлось ехать в Петербург, в Павловское военное училище. Только после его окончания он, получив наконец назначение в Забайкальское казачье войско, он снова оказался на Востоке Империи: сначала (1908) в Восточном Забайкалье, на самой границе с Монголией, а потом (1910) – в Благовещенске.

Роман Федорович вскоре после производства в хорунжие. После 1908 г.
Выйдя в июле 1913 г. в отставку, сотник барон Унгерн отправился в Монголию, намереваясь участвовать в национально-освободительной борьбе монголов с республиканским Китаем.

Военная школа в Худжир-Булуне. Монголы с русскими инструкторами из Забайкальского казачьего войска. Второй слева в первом ряду вахмистр Дамдин Сухэ-Батор. Урга 1912 г.
Поступить на монгольскую службу ему не разрешили, зачислив сверхштатным офицером в конвое в Кобдо, где он узнал он начале Великой войны и вновь выехал в Россию.
Вновь на Востоке России (в Забайкалье) Барон появился только в июле 1917-го, уже после переворота. Вместе со своим новым другом, будущим Атаманом Семеновым, они приступили к формированию частей для борьбы с красными: сначала Особого Маньчжурского отряда, а затем Отдельной конной туземной бригады (1.9.1918), позже преобразованной в Азиатскую конную дивизию.
28 лет спустя после той памятной встречи в северной столице с князем Ухтомским, командир дивизии барон Унгерн, восстановив в Урге, рядом с восточными пределами павшей Российской Империи, законную теократическую монархию...
Поднимет штандарт Михаила.
Штандарт золотой Михаила.
Алексей ШИРОПАЕВ «Унгерн» (1997).
…Войдет под его сенью в Россию и, погибнув, обезсмертит среди верных свое имя.

Барон Унгерн в форме Нерчинского казачьего полка. 1914 г.
По существу Роман Федорович попытался разрешить дилемму, предложенную за тридцать с лишним лет до этого русским мыслителем К.Н. Леонтьевым (тоже, между прочим, восточником) в одном из своих частных писем (а потому чисто умозрительную да еще и скрытую от посторонних глаз): «Если […] республиканская все-Европа придет в Петербург ли, в Киев ли, в Царьград ли и скажет: "Откажитесь от вашей династии или не оставим камня на камне и опустошим всю страну". И тогда наши Романовы, при своей исторической гуманности и честности, - откажутся сами, быть может, от власти, чтобы спасти народ и страну от крови и опустошения. И мы сольемся с прелестной утилитарной республикой Запада... […] Но если мы будем сами собой, – то мы в отпор опрокинем со славой на них всю Азию – даже мусульманскую и языческую и нам придется разве только памятники искусства там спасать» («Россия перед Вторым Пришествием». 3-е изд. Т. II. СПб. 1998. С. 93).
То, что это был не просто промельк мысли, а думы неотступные, – свидетельствуют строчки из другого письма Константина Николаевича, написанного два года спустя: «Народы, в т.ч. и славянские, “распустившиеся” в “ненавистной всеевропейской буржуазии” будут “пожраны китайским нашествием”» (Там же. С. 469).
Мы слабы, но будет знак
Всем ордам за вашей Стеной –
Мы их соберем в кулак,
Чтоб рухнуть на вас войной.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы очень малы, видит Бог,
Малы для добра и зла,
Но дайте нам только срок –
Мы сточим державу дотла.
Мы – червь, что гложет ваш ствол,
Мы – гниль, что корни гноит,
Мы – шип, что в стопу вошел,
Мы – яд, что в крови горит!
Редьярд КИПЛИНГ «Песнь пиктов».

Карточка ранений сотника барона Р.Ф. фон Унгерн-Штернберга.
«Не думайте, – заявил вскоре после переворота 1917 г. один палестинский араб, – что русский Царь был только русский. Нет, он был также арабский. Царь – всемогущий покровитель и защитник Православного Востока. Пока Он жил, миллионы арабов жили в мире и безопасности».
«На него, – пишет о Государе далее автор заметки, – с упованием взирали не только православные арабы, но и мусульмане, зная, что русский Царь является в большой мере и для них гарантией мирной и благоденственной жизни. Православные миссии на Востоке в пределах Сирии, Ливана и Палестины принимали на безплатное учение и полное содержание всех бедных арабских детей, не спрашивая, какой они религии, чем привлекали симпатии всех людей. Единственной обязанностью со стороны учащихся было прилежное изучение русского языка и православного катехизиса. Сам этот араб в одной из таких школ учился. Когда же на Ближний Восток дошла весть, что Царя убили, то в названных трех странах начались массовые самоубийства. Арабы уже тогда считали, что со смертью Царя Николая кончилась человеческая история и что жизнь на земле потеряла всякий смысл. Самоубийства постепенно достигли такой цифры, что правительства этих трех стран вынуждены были обратиться к народонаселению с особыми предостережениями против «политического безумия». А те, кто самоубийством не кончили свою жизнь, те рвали себе волосы на голове, стонали, кричали и плакали на улицах и площадях. Арабский траур по смерти Царя Николая длился несколько лет...» («Православная Русь». Джорданвилль. 1969. № 2. С. 10-11).
Что же до Барона, то…
В годину скорбную всеобщего крушенья
Он орды дикие сплотил в стальную рать.
Сергей ЯШИН «Унгерн фон Штернберг».
Характерно, что последние планы Романа Федоровича совпали с предвидениями генерала П.Н. Краснова, запечатленными им в популярном среди эмигрантов фантастическом романе «За чертополохом» (1921):
«Когда случился переворот 2 марта 1917 года, […] Аничков ушел со своим отрядом с фронта и направился в Среднюю Азию. Четыре года он вел упорную войну с большевиками в Туркестане. Когда он узнал о голоде, он пошел в Лхассу к Далай-ламе. Здесь, в горном глухом монастыре, он нашел умирающего Великого Князя Михаила с сыном Всеволодом. Он остался при них. […] Остатки врангелевской армии, офицеры и солдаты корпуса Кутепова, томившиеся за границей, бывшие на сербской и болгарской службе, беженцы в Германии, умиравшие от голода на мостовых Константинополя офицеры вдруг получали необыкновенное желание, стремление двигаться, идти куда-то. Судьба […] вела этих людей через страшные выси Гималаев, через посты английской стражи, через пустыни Тибета к одной таинственной точке – монастырю Бог-до-Оносса, где они наши своего умирающего Императора».
Наступило время и с гор Тибета отряд атамана Аничкова во главе с провозглашенным Императором Всеволодом Михайловичем выступил в Россию.
«Император появился в Туркестане […] Он сошел с Алатауских гор, а туда, по словам одних, прибыл из Лхасы, по словам других – из Памира. Он был подлинный Романов […] Около трех тысяч всадников сопровождало Его […] Императора сейчас же признали и присягнули Ему на верность текинцы, выставившие два полка по тысяче человек на великолепных конях. Афганский эмир признал Его. В Бухаре и Хиве Советская власть была свергнута, восстановлены эмиры, выставившие по полку конницы в распоряжение Императора […] Он шел походом, медленно, как шел Тамерлан, и по мере движения Его на север всё покорялось Ему, и все признавали Его […] Россия лежала в обломках […] Души людей были запакощены, источены коммунистическим воспитанием, тела умирали от голода и болезней. […] Царственный Юноша только шел впереди отряда, дарил улыбку и лаской чистого сердца, прикосновением руки снимал горести и заботы изнемогших людей. Он был олицетворением сказки, он был “грезой мечты золотой”, звавшей в царство радости и счастья, Он только миловал и никогда не казнил. Он был Царь – Помазанник Божий, и Его Имя было священно. С Ним шел и Его Именем распоряжался атаман Аничков. […] Когда Царь, окруженный войсками, перевалил через Уральский хребет и стал двигаться по Каме к Волге, из Москвы к Нему вышел навстречу Патриарх, окруженный духовным синклитом, с чудотворными иконами, хоругвями, сопровождаемый народом».

Барон Унгерн (крайний слева) допрашивает пленного. 16 февраля 1915 г.
Пленение и гибель Адмирала Колчака сопровождалось массированным наступлением красных на Забайкалье. Находившаяся под командованием барона Унгерна Азиатская конная дивизия (только что, 5 февраля 1920 г. переименованная из бригады) 7 августа была переформирована в партизанский отряд, однако, уйдя вскоре в Монголию, вновь вернула себе имя.
Соединение насчитывало до 2400 сабель. Только 400 из них были русские (в основном казаки), остальные – буряты, монголы (баргуты, чахары, дауры, ойраты, халха-монголы), башкиры, татары, японцы, тибетцы, китайцы, корейцы, казахи, эвенки, чехи, сербы, поляки и немцы; было даже два англичанина. Существовали два отдельных бурятских полка, два татарских, монголо-бурятский конный полк, монгольский конный дивизион, отдельная бурятская бригада, азиатский артиллерийский дивизион.
Высокими боевыми качествами выделялись монголы. Вот как описывал унгерновский офицер (М.К. Торновский) один из боев с красными: «Конная атака монгол носила стихийный характер: впереди сотен скакали нойоны во главе с Бишерельту-гуном и “Маленьким гэгэном”, который выкрикивал какие то заклинания. За нойонами неслись монголы, прильнув к гривам коней. Вся масса в 320 всадников неслась на смерть или к победе. Смотря со стороны на лихую атаку монгол, думалось, что ламаизм не вытравил окончательно воинственный дух в монголах времен великого Чингисхана, и нужен лишь толчок пробудить воинственность от многовековой спячки. Красные не выдержали стремительной атаки монгол и стали отходить по склонам гор на север. […] Они стали сдаваться в плен» (Кузьмин-2004-2. С. 277).

Солдаты Монголо-бурятского полка Азиатской конной дивизии.
В Урге, оккупированной, как и вся Монголия, китайцами, Барона и его дивизию ждали многие.
Они были символами Белого Царя, надежды связанные с Которым прочно вошли в местные народные предания. Еще в феврале 1893 г. Петр Александрович Бадмаев (1851–1920), врач тибетской медицины, по происхождению бурят, крестник Императора Александра III, подал Государю записку «О задачах русской политики на азиатском Востоке», в которой, в частности, писал:
«Один бурятский родоначальник, по имени Шельдэ Занги, бежал из пределов Китая с 20000 семейств после заключения трактата, но был пойман и казнен манчжурскими властями на основании Х статьи, около 1730 г., на границе. Перед казнью он держал речь, в которой сказал, что если его отрубленная голова отлетит в сторону России (что и случилось), то вся Монголия перейдет во владение Белого Царя.

Портрет доктора П.А. Бадмаева М. Жуковского. 1880 г. Государственный Эрмитаж.
Монголы твердят, что при восьмом ургинском хутукте они сделаются подданными Белого Царя. Настоящий хутукта считается восьмым. Ургинский хутукта почитается монголами святым, как и далай лама, и имеет громадное влияние на всю Монголию.
Ждут также появления из России белого знамени в Монголии в седьмом столетии после смерти Чингисхана, умершего в 1227 г. Буддисты считают Белого Царя перерожденцем одной из своих богинь Дара-ахэ – покровительницы буддийской веры. Она перерождается в Белого Царя для того, чтобы смягчить нравы жителей северных стран. Легендарные сказания имеют гораздо более значения в этих странах, чем действительные явления. Угнетаемые чиновным мiром манчжурской династии, монголы естественно крепко держатся преданий, обещающих им лучшее будущее, и с нетерпением ждут наступления его» («За кулисами Царизма. Архив тибетского врача Бадмаева». Л. 1925. С. 58-59).
И вот, казалось, время исполнения пророчества пришло...
Продолжение следует.