Бюст А.П. Ганнибала в селе Петровском. Пушкинские Горы.
Начало публикации см.:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/tag/Пушкин%3A%20«Возвращение%20в%20Бессарабию»
Немногие знают, что появление в России предков А.С. Пушкина не только со стороны матери, но также и отца, самым причудливым образом было связано с тремя румынскими княжествами: Молдавией, Валахией и Трансильванией. Теме этой был посвящен мой очерк в кишиневском журнале «Горизонт», вышедший в декабрьском номере 1987 года.
«Горизонт». Кишинев. 1987. № 12. С. 85-87.
Упоминалось в нем и об открытии, сделанном незадолго до этого не раз упоминавшимся нами ранее пушкинистом Г.Ф. Богачем
Примерно за год до появления той моей публикации в «Горизонте» получил я от Георгия Феодосьевича из Иркутска письмо с вложенной в него вырезкой его статьи «Как Пушкин Арапа “водил” по Парижу», напечатанной в апреле в «Восточно-Сибирской Правде». В ней он обращал внимание на некоторые, ранее неведомые, обстоятельства, связывающие оставшийся незавершенным роман Пушкина о его прадеде с пребыванием поэта на юге.
В июне 1987 г. об этом и о многом другом мы разговаривали с Г.Ф. Богачем в Иркутске, куда я приехал на конференцию о Пушкине и декабристах. Три года спустя в кишиневском журнале «Кодры» (1990. № 12) ему удалось опубликовать расширенный вариант той первой газетной статьи.
«Кодры». Кишинев. 1990. № 12. С. 184-189.
А тогда в Иркутске Богач поделился со мной своей удачей – полученными из Бухареста от знакомых ксероксами ряда довоенных румынских публикаций, существенно помогавших ему в его исследованиях той поры (об «Арапе Петра Великого» и некоторых других сюжетах).
Предоставив их в мое полное распоряжение (до открытия конференции оставался целый день), он оставил меня в своей квартире, спеша по каким-то своим делам.
Белой бумаги в доме не нашлось. Вместо нее Георгий Феодосьевич вручил мне большую амбарную книгу с линованными листами. Завершив работу, я вырвал заполненные выписками страницы; они и до сих пор хранятся в одной из моих пушкинских папок.
Сам же двухтомник, ксероксами из которого располагал тогда Богач, мне удалось купить лишь недавно, прямо накануне разыгравшейся в нынешнем году пандемии; некоторые сканы изображений из этого издания я выкладываю в моих пушкинских по́стах…
«В родню свою неукротим…» (начало)
«…Я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них».
А.С. ПУШКИН.
Из письма графу А.Х. Бенкендорфу 24 ноября 1831 г.
«Пушкин, – писал Н.В. Гоголь в статье написанной и опубликованной еще при жизни поэта, – есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русской язык, русской характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла. Самая его жизнь совершенно русская. […] Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами. […] Сочинения Пушкина, где дышит у него русская природа, так же тихи и безпорывны, как русская природа. Их только может совершенно понимать тот, чья душа носит в себе чисто русские элементы, кому Россия родина…»
В таком же духе высказывались и многие другие известные русские писатели и критики.
Тем не менее, как отмечал крупный отечественный ученый, основоположник научного изучения антропологии и этнографии в Московском университете, академик Д.Н. Анучин в специальной работе, вышедшей к столетнему пушкинскому юбилею:
«Высказывая такие отзывы, признавая Пушкина истинно русским художником-поэтом, вдохновенным выразителем нашей самобытности, верным истолкователем русского духа, все приведенные писатели знали однако, что по своему происхождению, крови, природе, темпераменту Пушкин не был вполне русским человеком. Поэт сам не раз, в стихах и прозе, вспоминал о своем африканском прадеде но матери, арапе Абраме Ганнибале, да и другие как при жизни Пушкина, так и особенно впоследствии указывали на его африканское происхождение, африканскую природу, на присутствие в нем “наполовину африканской крови” (Аполлон Григорьев) и т.п. […]
Обложка отдельного оттиска «антропологического эскиза» Д.Н. Анучина, печатавшегося в 12 номерах московской газеты «Русский Вестник» в 1899 г.
Главная суть, следовательно, заключается в личности, воспринимающей впечатления и перерабатывающей их в своем сознании, в своем мозге, с которым связана сознательная (и безсознательная) психическая деятельность. Мозг же есть, прежде всего, продукт наследственности, как орган, в большей или меньшей степени одаренный способностью к внутреннему развитию, к восприятию и обработке впечатлений, к творческому воспроизведению их в новых формах. При этом под наследственностью мы разумеем не только передачу в зачаточном виде уже имеющихся признаков родителей, семей, родов, но и создание в потенциальной форме некоторого нового, особенного. […]
Из этой родословной видно, что в лице Александра Сергеевича Пушкина, принимая во внимание только ближайшие к нему поколения его предков, до прадедов включительно, слились не два рода, Пушкиных и Ганнибалов, как обыкновенно выражаются биографы, а семь родов, причем нетрудно выразить, в числовой мере, и относительное участие каждого рода в крови А.С. Пушкина. Род Пушкиных, вследствие передачи его крови от отца и от матери, должен выразиться цифрою 2/8, остальные же шесть родов, именно Головиных, Чичериных, Приклонских, Ржевских, Ганнибалов н Шеберхов, каждый – 1/8. Цифры эти, конечно, не могут определять в точности влияние того или иного рода; одна кровь может получить большее преобладание, чем другая. Но нет также оснований полагать, что только кровь двух родов была передана предками своему потомку; естественно думать, что все семь родов могли передать А.С. Пушкину те или иные свои особенности. […]
Влияние рода Ганнибалов, несомненно, должно было играть видную роль в их потомстве на русской почве, и на нем необходимо остановиться подробнее. Присутствие африканской крови составило во всяком случае наиболее характерную особенность в ряду наследственных черт А.С. Пушкина, сообщившую его природе наиболее своеобразный отпечаток, а потому более подробное изучение этого африканского типа является существенно важным для лучшего выяснения типа А.С. Пушкина» (Д.H. Анучин «А.С. Пушкин. (Антропологический эскиз)». М. 1899. С. 1-3, 6).
Дмитрий Николаевич Анучин (1843–1923) – известный отечественный ученый (антрополог, этнограф, географ, археолог и музеевед). Почетный член Императорской С.-Петербургской Академии Наук (1898), член-корреспондент Парижского антропологического общества (1879), действительный член Итальянского общества антропологии и географии (1880), Американского антропологического общества в Вашингтоне (1883), почетный член Королевского антропологического института в Лондоне (1897) и член Русского горного общества (1900). Автор около 600 трудов по этнической антропологии и антропогенезу, этнографии, первобытной археологии, общей физической географии, страноведению и истории науки. Именно он в 1902 г. ввел в оборот термин «антропосфера». При Московском университете Д.Н. Анучин создал Антропологический и Географический музеи с библиотекой, насчитывавшей до десяти тысяч томов.
Рассмотрев в публикации «происхождение и физический тип Пушкина», в дальнейшем Д.Н. Анучин планировал написать «очерк его психической личности», сложившейся «под влиянием наследственности» (Там же. С. 44).
В подтверждение важности разработки этой темы Дмитрий Николаевич приводил слова автора одной из пушкинских биографий (Векстерна): «Если генеалогия лица, составляющего предмет исследования, имеет законное право на место в каждой биографии, то в биографии Пушкина глава о происхождении положительно необходима”, в особенности потому, что “самый характер Пушкина, состоящий весь из крайностей, почти несовместимых, полный противоречий, непонятных с первого взгляда, может быть объяснен только его происхождением, соединившим в одном человеке африканскую кровь Ганнибалов с чисто русской душою”» (Там же. С. 1).
Осуществить свое намерение ученый по каким-то причинам, однако, не смог. Кое-какие намётки этого замысла остались всё же в его «антропологическом этюде».
Среди унаследованных поэтом от своих предков по материнской линии черт ученый обращает внимание на «его безпечность, нерасчетливость, общительность, стремление к “шуму и толпе”» (Там же. С. 4).
Двоюродный дед поэта, «Петр Абрамович имел тип настоящего “арапа”, т.е., вероятно, отличался очень смуглым цветом кожи, курчавыми волосами и толстоватыми губами. […] Он любил… музыку; слуга его, Калашников, “обученный через посредство какого-то немца искусству разыгрывать на гуслях русские песенные мотивы, погружал генерал-майора в слезы или приводил в азарт своей музыкой”, что происходило обыкновенно по вечерам. Отличался он так же, как и другие Ганнибалы, вспыльчивостью и крутым нравом; по словам Калашникова: “когда бывали сердиты Ганнибалы, все без исключения, то людей у них выносили на простынях”, т.е. запарывали до потери сознания. Другим его свойством была, по-видимому, чувственность. […]
Во времена А.С. Пушкина, в 1818-20 годах, Павел и Петр Исааковичи [дядья поэта. – С.Ф.] часто бывали в Михайловском и, по словам Л.Н. Павлищева, считались самыми веселыми родственниками-соседями, “хлебосольство которых, радушие, доброта и порою навязчивое гостеприимство вошли у прочих соседей в пословицу. ‘Это что за Ганнибальщина?’ – говаривал зачастую соседний с Ганнибалами помещик другому помещику, к которому приезжал погостить, если этот последний не отпускал его, приказывая отпречь лошадей, пряча его саквояжи и проделывая тому подобные шутки... И Петр, и Навел Исааковичи были олицетворение пылкой африканской и широкой русской натуры, безшабашные кутилы, но люди редкого, честного, чистого сердца... и большие весельчаки, особенно Павел, придумывавший для гостей всевозможные забавы...”» (Там же. С. 30-31).
«В третьем поколении Ганнибалов для нас особенно должна быть интересна личность Надежды Осиповны, матери поэта. Ее называли в молодости “красивой креолкой” (la belle creole), отмечая тем, очевидно, ея южный, смуглый, красивый тип. […] Сравнивая ея черты с чертами других Ганнибалов того же поколения, насколько о них известно из сохранившихся портретов и преданий, необходимо придти к заключению, что тип Надежды Осиповны превосходил их всех по красоте. Смуглый цвет ее кожи не переходил в желтовато-коричневый (“черномазый”); черные волосы были не курчавы, а длинны, волнисты, закручиваясь спирально лишь на концах; глаза под красивыми бровямп выказывали удлиненный прорез и черную или очень карюю радужину; небольшой нос, с правильно изогнутой спинкой, загибался концом над губой, которая слегка выступала; красивый овал лица суживался к округленному подбородку; голова поддерживалась красивой, правильно развитой, совершенно европейской шеей. Несмотря на красоту черт в общем, они явственно выказывали африканский отпечаток – в спиральном закручивании волос, особенностях носа, губ, в богатстве накожных образований (кожи, волос, глаз) пигментом. По преданию, темная окраска кожи замечалась у Надежды Осиповны особенно на некоторых местах тела, между прочим на руках (г. Бартенев слышал, что на ладонях, по другим – на пальцах), хотя имеющиеся указания на эти подробности довольно неопределенны» (Там же. С. 32).
«Надежда Осиповна, – писал ее внук и племянник поэта Лев Николаевич Павлищев,– была необыкновенно хороша собою, и в свете прозвали ее совершенно справедливо “прекрасною креолкой” (la belle creole). В полном блеске красоты своей бабка моя изображена на доставшемся мне […] единственном ее портрете на слоновой кости работы французского эмигранта графа Ксаверия де Местра, автора многих литературных произведений…»
По счастью Д.Н. Анучин успел высказаться, как ученый, в нормальные еще времена, не ограниченный ни водворившейся в России после большевицкого переворота 1917 г. политической доктриной, ни возобладавшим после второй мiровой войны уже на всей Планете глобальным диктатом с его (окончательно сформулированными уже в наши дни) несовместимыми с подлинной наукой и доведенными до абсурда императивами – толерантностью и политкорректностью.
Вот как, к примеру, уже в 1937 г. в вышедшей в издательстве «Советский писатель» книге «Предки Пушкина» оценивал работу академика Михаил Вегнер: «Анучин исходил из таких взглядов, из которых впоследствии махровым цветом распустились современные фашистские теории, теории в корне антинаучные и глубоко вредные».
В ту же дуду, пусть и в несколько иной тональности, дул находившийся на свободном Западе небезызвестный писатель Владимiр Набоков, не только переведший на английский «Евгения Онегина», но и прокомментировавший этот пушкинский роман в стихах. Об «антропологическом эскизе» он пишет, как о «работе, стоящей ниже всякой критики в том, что касается истории, этнографии и географической номенклатуры, увлекшийся антропологией журналист [sic!] Дмитрий Анучин…» (В. Набоков «Пушкин и Ганнибал. Версия комментатора». // Легенды и мифы о Пушкине. СПб. 1994. С. 16).
Издательская обложка и титульный лист первого издания книги: V. Nabokov «Notes on Prosody, and Abram Gannibal: From the Commentary to the Author’s Translation of Pushkin’s Eugene Onegin». N.Y. Princeton university press. 1964. Первооснова работы – статья Владимiра Набокова «Пушкин и Ганнибал» была напечатана в английском журнале «Encounter» в июле 1962 г.
Тут уж даже пресловутый Фридрих Горенштейн, продвигавший свою экстравагантную теорию (о которой далее), вынужден был возразить: «…Подобное заявление В. Набокова о Д.Н. Анучине является для меня загадкой не меньшей, чем происхождение Ганнибала. Я оставляю его на совести В. Набокова. Все имеет свои границы, даже снобизм, особенно когда он становится циничен. Неужели при обширной набоковской эрудиции… Как раз эрудиция меня более всего смущает: “увлекшийся антропологией журналист Дмитрий Анучин” – это все равно что сказать “увлекшийся химией Дмитрий Менделеев. […] Если бы речь шла о бабочках, то тут еще можно было бы как-то прислушаться к спору. Но в области антропологии, где сам Набоков, вообще-то, нуль… Да и в области географии не более чем любитель.
Если Набокова не убеждает то, что уважаемая русская газета “Российские Ведомости”, начиная с 10 апреля 1899 года к столетию со дня рождения Пушкина из номера в номер публикует работу Дмитрия Николаевича Анучина “А.С. Пушкин. Антропологический эскиз”, заглянул хотя бы в энциклопедию братьев Гранат, авторитет которой под сомнение поставить нельзя даже при крайнем снобизме. В томе третьем, начиная со страницы 251, публикуется большая статья о Д.Н. Анучине, с его портретом. Приведу отрывки: “Анучин Дмитрий Николаевич, известный антрополог и географ, родился в 1843 году, в Петербурге… По рекомендации проф. А.П. Богданова в 1876 году был командирован московским университетом за границу для приготовления к только что основанной тогда при Московском университете кафедре антропологии. По возвращении в Москву Анучин, получив в 1880 году степень магистра зоологии за диссертацию ‘О некоторых аномалиях человеческого черепа’, был избран доцентом по кафедре антропологии. В 1884 году […] был назначен экстраординарным профессором по только что учрежденной тогда кафедре географии и антропологии… В 1887 году – ординарный профессор […] Удостоен звания доктора географии и т.д. Анучин состоит почетным членом Академии наук, Казанского университета, Лондонского антропологического института и многих других ученых обществ […]”» […]
Дмитрий Николаевич Анучин […] руководствовался исключительно научными данными в области антропологии, в которой был серьезным научным авторитетом»: http://magazines.russ.ru/ier/2015/51/15g.html
При этом Фридрих Горенштейн, как мы отметили, выдвигал свою совершенно фантастическую версию о …еврейском происхождении Пушкина: «Ганнибала ни из какой Африки в Турцию не привезли. Он родился и жил в пределах Оттоманской империи, то есть был обычным турецким евреем-караимом».
Нужно ли говорить, что у этой экзотической теории тут же нашлось немало сторонников, развивших ее и прибавивших к ней еще и эфиопско-фалашскую:
http://berkovich-zametki.com/2006/Zamet … idman1.htm - версия Фридмана
http://berkovich-zametki.com/2006/Zametki/Nomer3/Fridman1.htm
http://berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer12/VOstrovsky1.htm
Любая агрессия (а особенно такого рода) порождает ответ. Не была исключением и эта провокация, вызвавшая не менее эпатажный выпад справа.
Вот, к примеру, отрывок и из эссе, подписанного псевдонимом «Скальд»: «…Идти тропой Дантеса означает плыть против течения, безкомпромиссно противостоять всеобщей модной заразе пушкинопоклонства и пушкинобесия, означает убить Пушкина в литературе, очистив, таким образом, русскую литературу от ига мулатовщины т.е. повторить ПОДВИГ Дантеса на литературной дуэли у Черной речки. […] …Весь этот сброд объединяет имя Пушкина – масона, картежника и сообщника декабристов (в бунте 14 декабря 1825 г. он не принял участия лишь потому, что пьянствовал в это время в деревне и портил дворовых девок). Для этого сброда типичен лозунг “Пушкин – наше ВСЁ!”, и сие верно, но лишь с одной поправкой: “не НАШЕ, а ВАШЕ всё!” Кто млеет от Пушкина, тот способствует развитию комплекса неполноценности […] Пушкинофилы совершают евразийскую диверсию: оскопляя нашу Арийскую первооснову, они дают “зеленый свет” инорасовой цветной экспансии, они идейно обуславливают и питают ее. Говоря “НЕТ!” цветной агрессии, мы обязаны выстрелом в Пушкина лишить ее козырей и аргументов. […] Тропа Дантеса зовет в путь! Известный афоризм […] в наших устах обретет несколько иное звучание: “Когда мы слышим имя Пушкина, мы заряжаем пистолет Дантеса!”»: https://inquisit.livejournal.com/10091.html
«Освежающее как глоток шаманского, неожиданное как укол шпаги, – рекламировал сам этот текст “Тропой Дантеса” известный в правых кругах поэт Сергей Яшин (ныне покойный). – Оно может эпатировать только тех, кто совершенно не сведущ в русской литературной ситуации XIX века. Ведь тогда А.С. Пушкин почитался не как “наше – ВСЁ”, а как второразрядный виршеплет. […] Помнится, как в эфиопском посольстве, на одном из пушкинских юбилеев, потомки “арапа Петра Великого”, пожирали торт, испеченный в виде Дантеса. Каждый белый человек должен принять сие во внимание. Каннибализм в самом существе недочеловеков. Он проявляется не только в символической форме. Так, что держать пистолеты заряженными! Нам предстоит еще не одна встреча на Черной речке»: http://oprichnoebratstvo.narod.ru/rec/krov2.html
В такого рода «спорах», где «писатели» изобретают, как бы почувствительнее уязвить противника, а «читатели», самоопределяясь, ищут «свою» сторону, никому, разумеется, нет дела до Истины: что ее искать, раз, как чувствуют разгоряченные головы, она уже тут?
Как заметил, едва лишь началась перестройка, известный философ и историк Арсений Гулыга, «в безликой толпе только давят друг друга»…
Открытый в 2011 г. в Вильнюсе памятник Ганнибалу и Пушкину. Автор – скульптор Витаутас Наливайка. Установлен у Пятницкой церкви, где, по преданию, был крещен «Арап Петра Великого». «Мы открываем первый в мiре памятник, – сказал на церемонии автор идеи поэт Юрий Кобрин, – где в глаза друг другу смотрят два великих сына России – прадед и правнук – выдающийся арап и гениальный поэт. И встретились они на вильнюсской земле у стен первой каменной церкви в Литве, носящей имя Параскевы Пятницы».
Что же касается авторов всех этих экзотических версий, то для последних, кажется, это не только просто «реакция» или «ответ»…
Отчасти это, к счастью, не ставшие пока что делом рассуждения, перекликающиеся, пусть и не во всем, с методом одного из персонажей «Динамитчика» (1885), самого, пожалуй, загадочного и при этом всячески замалчиваемого произведения Стивенсона, написанного им совместно с супругой и всего лишь однажды, в 2014-м, вышедшего на русском языке в московском издательстве «Белый Город»: «Местом акции наметили статую Шекспира на Лестер-сквер, примечательную не только фигурой драматурга, весьма глупо почитаемого англичанами как гения, несмотря на его отвратительные политические взгляды, но еще и тем, что на скамейках в окружающем монумент сквере всегда полно детей, мальчишек-посыльных, мечтательных барышень и немощных стариков – словом, тех, кто вызывает у общества наибольшую жалость и сочувствие, а потому в полной мере соответствует нашим целям».
В редакционном примечании к этому фрагменту читаем: «Статуя XIX века является каменной копией мраморной, выполненной Питером Шимейкерсом и установленной в Вестминстерском аббатстве в 1741 году. Она много раз подвергалась нападению вандалов, отбивавших руки и другие выступающие части. Вновь установлена в сквере после реставрации в 2012 году».
При всей формальной разности нюансов, «направление главного удара» (целеполагание) у «динамитчиков» и «скальдов» общее. Ну, и еще: всё это какой-то зловещий пролог к охватившей весь мiр – на фоне разыгравшейся пандемии – вакханалии уничтожения памятников истории (точнее было бы даже сказать, не просто «истории», а Прошлого). Характерно, что симптомы этой болезни проявились в нашей стране гораздо раньше:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/434507.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/434972.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/435419.html
Пусть пока что в нынешней РФ дела идут и не с таким размахом, однако, если вспомнить, что у нас медленно запрягают, но быстро ездят, то есть большая вероятность того, что в не столь отдаленном будущем не только выполнят, но и перевыполнят…
И еще, возвращаясь к нашему случаю: нельзя исключать, что, драпируя цель в соответствующие замыслам одежды, наши «динамитчики» хорошо знают, куда бить, чтобы получить нужный эффект: радея на словах о Русском, – разрушить, под предлогом «защиты», сами его основы.
Родословное древо поэта. Экспозиция Кишиневского музея А.С. Пушкина.
Что до других, пишущих о еврейском якобы происхождении Русского национального поэта, то нелишне обратить внимание на то, что они, как на источник своего вдохновения, ссылаются на указанный нами очерк Д.Н. Анучина.
Но вот что на самом деле писал в нем сам академик, строивший, кстати, свои выводы на основе исследования посмертных масок поэта и его волос («Кроме маски, я мог воспользоваться еще при изучении типа Пушкина образчиком его волос, из числа сохраняемых в медальоне, в Пушкинском музее Александровского лицея. Как известно, медальон этот (работы Сизикова) принадлежал И.С. Тургеневу и после его смерти был передан в Лицей г-жей Виардо»):
«…Нос Пушкина представляет равнобедренный расширенный треугольник, и длинные оси его ноздрей, продолженные кпереди, образуют весьма тупой угол, свидетельствуя тем о влиянии африканской крови на тип поэта. То же влияние выражается и в заметном прогнатизме, т.е. выступании вперед верхней челюсти, сопровождаемом выпячиванием кпереди верхней губы [...] Все эти особенности в форме лба, носа, губ, челюсти придают лицу Пушкина характерный, резко отличающий его тип, который был явственно сознаваем самим поэтом […]
В результате исследования оказалось, что темнорусые волосы Пушкина далеко не столь богаты пигментом, как у африканцев, и притом отличаются от последних и формой своего поперечного разреза. […] Это, несомненно, – вполне европейский тип волоса, удержавший от африканской крови только курчавость, но утративший уже характерные африканские черты как в богатстве пигментом, так и в форме поперечного разреза.
Подведем итоги нашему, не в меру растянувшемуся анализу физического типа Пушкина. Соответственно своему происхождению поэт имел в общем черты белой расы, но с явственным африканским отпечатком, выражавшимся не столько в смуглости кожи и курчавоволосости, сколько в характерном контуре профиля, в выпуклости лба и приплюснутости слегка загнутого носа, в выступании челюсти, в толстоватых губах, оскале крупных зубов и покатом взад подбородке. Эти черты своего типа поэт явственно сознавал п давал им нередко выражение в многочисленных собственноручных набросках, часто преувеличивая их особенности до карикатурности. Изучение посмертной маски позволяет выделить в этих набросках соответствующее действительности от карикатурного, а вместе с тем дает возможность установить известный критерий для суждения о вероятном сходстве различных изображений поэта, его портретов и бюстов. [….]
Что некоторый семитический оттенок был присущ физическому типу Пушкина, представляется вероятным из рассмотрения его маски и многих портретов; он вероятен уже потому, что африканская кровь, текшая в жилах поэта, была абиссинскою, а в абиссинцах есть несомненная примесь семитической крови. Нельзя игнорировать также тот факт, что как при жизни Пушкина, так и в новейшее время, личности, считавшиеся наиболее походившими на Пушкина по типу своих волос и лица, оказывались обыкновенно евреями. Однако это сходство было всегда, по-видимому, более кажущимся, чем реальным, основывавшимся только на том, что среди евреев чаще встречаются курчавоволосые, толстогубые субъекты, с загнутым носом и несколько выступающими челюстями. Но черты эти соединяются обыкновенно у евреев с особым выражением, несвойственным типу Пушкина, который если и выказывал некоторые семитические черты, то в особой африканской их вариации» (Д.H. Анучин «А.С. Пушкин». С. 43-44).
Ничего похожего, как видите, на еврейское, караимское или даже эфиопско-фалашское происхождения предка Пушкина в работе Д.Н. Анучина и в помине нет…
Еще в 1992 г. в этом вопросе была поставлена точка. Был опубликован документ, полностью опровергающий все эти фантазии. Непосредственно участвовавшее в приобретении арапчат, в числе которых был будущий А.П. Ганнибал, и обезпечивавшее их доставку в Москву лицо свидетельствовало: «они не турки, необрезаны суть»: http://drevlit.ru/docs/russia/XVIII/1700-1720/Gannibal_A_P/material_bogr.php
Продолжение следует.