Железо против золота (продолжение)
Через два дня после первого, 6 августа 1915 г., состоялось второе заседание Совета Министров по тому же вопросу о переселении евреев. Оно проходило в обстановке растерянности. Некоторые выступавшие, казалось, пытались убедить сами себя в справедливости доводов, которым сами едва ли верили до конца («Тяжелые дни. (Секретные заседания Совета Министров 16 июля – 2 сентября 1915 года)». С. 211-212).
А.В. Кривошеин: «Евреи встряхнут сонное царство и растревожат изленившееся на покровительственной системе русское купечество. Они быстро создадут конкуренцию там, где безраздельно господствует несколько фирм, заставят перейти от старозаветных приемов хозяйства к более совершенным». (Старые, ничего не стоящие либеральные песни.)
Князь В.Н. Шаховской: «К сказанному Александром Васильевичем ничего не остается добавить». (Князь был прекрасно осведомлен, кто в доме хозяин.)
Князь Н.Б. Щербатов: «По моему мнению, надо ограничиться городскими поселениями, с изъятием местностей казачьих и Императорских резиденций».
П.Л. Барк: «К сожалению, нам приходится руководствоваться не чувствами, а велениями чрезвычайно острого момента. Не мы создали этот момент […] Времена Минина и Пожарского, по-видимому, не повторяются».
П.А. Харитонов: «Приходится идти на это. Другого пути я не вижу. […] …Высылка в глубь России военными властями сотен тысяч евреев, которых министр внутренних дел обязан устроить и для которых нет достаточно места в черте оседлости. Поверьте мне – никто и не не пикнет о незакономерности и не станет протестовать. Не только кадеты и более левые, но и октябристы сочтут долгом приветствовать акт гуманности и восстановления справедливости к незаслуженно преследуемым овечкам. Какие тут запросы и протесты. С правыми же партиями можно будет сговориться и убедить их не делать скандала».
Князь Н.Б. Щербатов: «Какая гарантия у предпринимателя [еврея], что после войны его не погонят обратно за черту».
П.А. Харитонов: «Они на собственном опыте знают, что в России циркуляр, да еще подкрепленный многозначительным жестом, имеет силу неодолимую и длительность безконечную».
А.В. Кривошеин: «Нельзя вести сразу войну с Германией и с еврейством» [1].
[1.] Те же слова сказал во время Высочайшей аудиенции летом 1915 г. министр финансов П.Л. Барк, находившийся в весьма тесном общении с А.В. Кривошеиным: «Я закончил свой доклад словами, […] что, по моему убеждению, мы не можем и не должны одновременно воевать с Германией и с еврейством. В этом случае мы не можем рассчитывать на победу» (П.Л. Барк «Воспоминания» // «Возрождение». № 172. Нью-Йорк. 1966. С. 93). В 1929 г. их повторил В.В. Шульгин: «Воевать одновременно с евреями и немцами русской власти было не под силу. С кем-то надо было заключить союз. Или с немцами против евреев, или с евреями против немцев. Но так как война была немцами объявлена и Россией принята, то выбора не было: оставалось мириться с евреями» (В.В. Шульгин «“Что нам в них не нравится…” Об антисемитизме в России». СПб. 1992. С. 53).
Проверка документов у переселенцев из прифронтовой полосы.
Князь Н.Б. Щербатов: «Не могу скрыть от Совета Министров, что наше постановление вызовет бурю негодования […] …Если равноправие, то колья неизбежны».
П.А. Харитонов: «Вот на это надо указать еврейским представителям, чтобы они поняли всё значение предпринимаемой Правительством меры».
Князь Н.Б. Щербатов: «И пояснить, что в деревню и в казачьи местности мы не пускаем евреев потому, что там мы их от кольев фактически оградить не можем».
С.Д. Сазонов: «Я знаю из верного источника, что всемогущий Леопольд Ротшильд и не идет дальше городов. Он отлично понимает, что сейчас [sic!] его единоплеменникам показываться в русскую деревню небезопасно…»
П.Л. Барк: «Могу прибавить, что и французские Ротшильды далеки от требования полного равноправия».
«В заключение прения, – пишет стенографировавший заседание чиновник, – коснулись вопроса о тех условиях, выполнение которых следует потребовать от влиятельных еврейских кругов в связи с принимаемою Правительством мерою. В политическом отношении требования эти должны сводиться к воздействию на еврейскую массу в смысле успокоения и прекращения революционной агитации, а также в перемене направления зависимой от еврейского капитала печати».
Князь Н.Б. Щербатов: «Я полагал бы, что официальной беседе должен предшествовать частный разговор для подготовки умов. Такой разговор удобнее всего возложить на министра внутренних дел, так как евреи почитают министра финансов, по свойству его должности [2], состоящим под их давлением».
[2.] Таким же ходатаем за евреев выступали в свое время предшественники П.Л. Барка – С.Ю. Витте и И.А. Вышнеградский. Последнего, например, весьма активно обрабатывал лондонский Ротшильд, о награждении которого орденом, в свою очередь, активно хлопотал министр. На соответствующее прошение Император Александр III наложил резолюцию: «Хорошо, но в последний раз для жида» (Ламздорф В.Н. Дневник 1886-1890. Минск. 2003. С. 368, 374). – С.Ф.
Единство министров во взглядах на этот жгучий вопрос позволяло им, как видим, грубо игнорировать законодательство, а постоянным оппонентам Правительства (думцам и общественности) на этот раз смотреть сквозь пальцы на явные нарушения, которые в любом ином случае они вряд ли спустили бы. Даже Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства, маниакально выискивавшая самые малейшие «незакономерные» деяния власти, в полном молчании прошла мимо этого грубого попрания законов.
Особым, как и на прошлом заседании, было выступление министра путей сообщения С.В. Рухлова: спокойное, продуманное и правдивое, достойное того, чтобы привести его полностью:
«Не считаю себя вправе заявлять разногласие и переносить бремя разрешения столь кардинального вопроса на Русского Царя. Но не могу и молчать. В сущности говоря, допущение евреев к свободному жительству, хотя бы только в городах, за чертою оседлости является коренным и безповоротным изменением исторически сложившегося законодательства, имеющего целью оградить русское достояние от еврейских захватов, а русский народ – от разлагающего влияния еврейского соседства. Одним росчерком пера разрубается вопрос, к которому даже первая Государственная дума не посмела приступить. В два-три дня разрушается одна из основ национальной политики, руководившей государственною властью в течение многих лет. Вы оговариваете, что льгота даруется только на время войны. Простите меня, но такая оговорка ничто иное, как фиговый листик, успокоительная иллюзия. Неужели же вы серьезно думаете, что после войны можно будет снова погнать евреев обратно за черту оседлости. Само собою очевидно, что это немыслимо: не найдется такой власти, которой это было бы по плечу. Нет, надо открыто признаться, что своим постановлением Совет Министров предрешает все дальнейшее направление еврейского вопроса в России и что это постановление неизбежно повлечет за собою в ближайшем будущем необходимость новых уступок по пути равноправия. И всё это производится под давлением еврейской мошны! Не Правительство считает нужным, а его заставляют, пользуясь критическими обстоятельствами, переживаемыми родиною. Русские мрут в окопах, а евреи будут устраиваться в сердце России, извлекать выгоды из народного бедствия и всеобщего разорения. А как на это взглянет и Армия, и весь Русский люд? Есть ли гарантия, что не будет кровавых последствий. Ведь слухи о еврейском предательстве далеко не сплошная клевета. Ни для кого не секрет, что большинство шпионов принадлежит к избранному племени. Еще только два слова. Мы хорошо знаем, как Польша в качестве черты оседлости страдала от еврейского засилия. Теперь мы эту тяжесть хотим перенести на исконные Русские земли. Поверьте, евреи никогда не вернутся в Польшу, ибо побоятся поляков, которые, став после автономии хозяевами своей местной жизни, не пустят эту саранчу. Повторяю – разногласия я не вправе делать, но откровенно заявляю перед Советом Министров, что душа не приемлет. Засим замолкаю» (Там же. С. 47-48).
Сергей Васильевич Рухлов (1852–1918), не привлекавшийся ни к какой ответственности даже февралистами, 19 октября 1918 г. без всяких сантиментов был убит большевиками у горы Машук под Пятигорском. «Он был зарублен саблями в группе 32 человек […] Несчастных заставили сперва вырыть могилу, а потом поочередно убивали. По общим отзывам С.В. принял смерть спокойно и с полным достоинством, ободряя всех обреченных…» (Князь В.Н. Шаховской. «Sic transit gloria mundi». Париж. 1952. С. 167).
Результатом этих заседаний было издание 15 августа 1915 г. управляющим Министерством внутренних дел князем Н.Б. Щербатовым циркуляра, предоставлявшего евреям право жить в любых городских поселениях, кроме столиц и местностей, находившихся в ведении министерств Императорского Двора и Военного.
Данный акт практически ликвидировал черту оседлости. «Было ясно, – писал один из членов еврейской депутации, – что это Высочайшее повеление останется в силе и после войны» (Г.Б. Слиозберг «Дела минувших дней. Записки русского еврея». Т. 3. Париж. 1933. С. 335-336).
Рукой министра внутренних дел водил Г.Б. Слиозберг. Он был инициатором визита еврейской делегации к князю, во время которой убеждал того узаконить пребывание его соплеменников, перебравшихся из черты оседлости в города внутренних губерний Империи. Именно Слиозберг «подсказал» князю форму акта, разрешающего эту проблему, – циркуляр МВД по Высочайшему повелению, согласно 158-й статье Учреждения Министерства. Причем в разговоре министр признался, что такой статьи он не знал. И пронырливый адвокат составил для князя Н.Б. Щербатова записку с мотивированным юридическим заключением, которую тот и внес на рассмотрение Совета Министров (Там же). Далее всё шло как по маслу.
«…Это довольно легко прошло в Совете Министров, – заявил князь Н.Б. Щербатов в 1917 г. на допросе в ЧСК, – никаких серьезных возражений не было. Последовало распоряжение Совета, но объявленное моим циркуляром. Возникали соображения юридического характера, имели ли мы право это сделать или нет, в виду закона. Тогда специалисты [сегодня мы знаем, какие именно. – С.Ф.] нашли, что всё более или менее законно; никто не возражал. Так и было сделано.
Председатель: Журнал Совета Министров по этому поводу был Высочайше утвержден?
Щербатов: Вероятно. Я этого не помню. Вообще никаких трений не было.
Председатель: Вы по этому поводу делали доклад бывшему Императору?
Щербатов: Как же, делал.
Председатель: Какое вы встретили отношение?
Щербатов: Никакого сопротивления не было.
Председатель: Что же, Он интересовался, почему вы возбудили этот вопрос, или Он был несколько подготовлен?
Щербатов: Он был подготовлен. Я теперь не помню подробно своего доклада, но помню, прошло довольно легко.
Председатель: Не казалось вам, что линия вашей политики совпала с линией какого-то секретного поведения и отношения к этому вопросу?
Щербатов: Не могу сказать. Решение вытекало в силу необходимости, из условий военной обстановки.
Председатель: Он не ставился, как вопрос принципиальный?
Щербатов: Нет.
Председатель: Но ставилось оно в связи с конкретным фактом переполнения беженцами известных губерний, или же рассматривалось как уступка общественному мнению, которое давно стояло за отмену черты оседлости?
Щербатов: Да, об этом был разговор, одно совпало с другим. Так или иначе, но, с точки зрения военной, это надо было решить.
Евреи из Восточной Галиции.
Председатель: Вам не показалось странным, что это благоприятное для евреев разрешение вопроса не встретило противодействия со стороны Верховной власти, которая в ряде резолюций высказывалась ранее систематически против них?
Щербатов: Я говорю, тут спорить почти не приходилось, потому что это было вызвано необходимостью.
Председатель: Вам не было известно отношение Распутина к этому вопросу?
Щербатов: Нет.
Председатель: А в Совете Министров вы тоже не встретили противодействия?
Щербатов: Нет.
Председатель: Вы поставили этот вопрос на очередь?
Щербатов: Да.
Председатель: Так что даже Горемыкин не возражал против этого решения?
Щербатов: Нет» («Падение Царского режима». Т. VII. М.-Л. 1927. С. 228-229).
Публикуемый нами обширный фрагмент стенограммы вызывает гораздо больше вопросов, нежели разрешает их. Многое тут наводит на размышления. И ловкость решения векового вопроса; и та внешняя легкость, с которой он был решен; и сверх всякой меры въедливость комиссии временщиков, дотошно интересовавшейся, кто и как реагировал, как действовал, будто не об одном из народов Империи идет речь, а о главном, определяющем, будто все остальные и не люди вовсе…
Русский народ, о настроениях которого хорошо знали как те, кто принимал решение в 1915 г., так и деятели ЧСК в 1917 г., вообще никого не интересовал. Наоборот, поведение капитулировавшего Русского Царя интересовало во всех подробностях. (Обычное мстительное любопытство победителей?.. Сравните, кстати, с вопросами на Нюрнбергском трибунале о мертвом уже Гитлере.)
Показательно, что Сам Государь категорически отказался марать Свои руки об этот акт. Признавая безвыходность положения, создавшегося благодаря безумным инициативам Ставки и непродуманному (а, может, как раз слишком хорошо осмысленному) их претворению в жизнь гражданскими властями, с одной стороны, и совместным согласованным действиям русского и зарубежного еврейства, с другой, Он оставил право составления и подписания этого вырванного шантажом документа за министрами.
Для того, чтобы лучше понять отношение Государя к этому вопросу, приведем ряд заслуживающих доверия свидетельств.
«…Его Величество сказал мне, – вспоминал слова сказанные ему во время доклада 13 февраля 1915 г. П.Л. Барк, – что Он никакой неприязни к евреям не питает, смотрит на них так же, как и на всех других Своих подданных. Что же касается до уравнения их в правах с другими гражданами, в виду сложности проблемы полная отмена всех ограничений должна бы последовать, как Государь выразился, путем “suffrage universel”, т.е. в законодательном порядке» (П.Л. Барк «Воспоминания» // «Возрождение». № 172. Нью-Йорк. 1966. С. 99).
Евреи, говорил Царь, «как и все инородцы, в Моем государстве равны с другими Моими подданными. Но у нас имеется девяносто миллионов крестьян и сто миллионов инородцев. Мои крестьяне безграмотны и мало развиты. […] Когда крестьяне будут на той же ступени развития, как евреи, то они получат всё то, что к тому времени будут иметь крестьяне» (А. Симанович «Распутин и евреи». С. 105).
Уже после революции эту стоявшую перед Императором дилемму сформулировал В.В. Шульгин: Как можно «полумладенческий русский народ отдать без защиты в руки опытные, сильные, старые и безжалостные» (В.В. Шульгин «Что нам в них не нравится…» С. 59). Даже после «революционного лихолетия» Василий Витальевич не был уверен в поучительности для соотечественников устроенной им кровавой бани: «…Я не верю в то, что эти испытания были достаточны, чтобы уравнять волевые возможности русского народа с напряжением еврейского хотения. Евреи все же будут сильнее русских» (Там же. С. 173). Что вполне подтвердила и «разморозка» в «перестройку».
Выбор Государя был мучительным, что еще раз подтвердила готовность Царя-Мученика к крайнему Самопожертвованию. Его безжалостно – без каких-либо прикрас – изложил в своей цитировавшейся нами уже не раз книге В.В. Шульгин: «Русский Император, на Которого напали немецкие Императоры и, отбирая одну губернию за другой, зажигали в России внутренний костер, имел выход: повернуть в Свою пользу одну из мiровых сил. Он мог бы спасти этой ценой Себя и исторический строй России. Эта сила была еврейство. Протянув ей руку, отвергнутую Императорами (братьями по Семье Монархов), Он мог бы отвести исполнение пророчества Якова Шиффа. Что и говорить, – цена жестокая!» Но «Русская власть не пожелала венчаться с Милюковым; и заодно отвергла и его приданное, оставшись по еврейскому вопросу при Елизаветинской формуле: “От врагов Господа Моего не желаю прибыли интересной”» (Там же. С. 59, 62).
Многое другое было совершено, но этого последнего шага наша Царская власть, слава Богу, всё же не сделала, не осквернив свои священные ризы предательством Веры и вверенного ей Богом народа.
Продолжение следует.