К СТОЛЕТИЮ УБИЙСТВА АДМИРАЛА А.В.КОЛЧАКА
Достоверными данными о том, как именно был убит адмирал А.В. Колчак, также как и то, что стало с его телом, мы не обладаем.
Разноголосица вранья убийц, равно как и единство их лжи в освещении отдельных деталей, не должно нас вводить в соблазн. Реконструировать события на основании свидетельств таких очевидцев дело весьма сомнительное. В порочности такого подхода нас, казалось бы, давно должен был убедить подобный опыт при воссоздании Ипатьевской бойни, используя воспоминания подлинных или мнимых цареубийц, созданных в советское время. Давно следовало бы понять, что все эти рассказы (в отличие от показаний таких же людей белому следствию, когда врать им было затруднительно) создавались вовсе не для закрепления подлинной истории, а для сокрытия правды во оправдание преступления основоположников страны Советов и партии коммунистов.
Принцип этот был провозглашен сразу же после убийства Царской Семьи одним из преступников Войковым (слова запечатленные в книге следователя Н.А. Соколова, взятые им из протокола одного из допросов): «Мiр никогда не узнает, что мы сделали с Ними».
Таков был принцип, о котором не стоит забывать.
Нельзя сказать, что всего этого не понимают.
«Фактологический анализ используемых нами историко-литературных источников, посвященных расстрелу Колчака и Пепеляева, – пишет специалист по судебной медицине из Иркутска Н.Ф. Неделько, – поражает множеством умышленно искаженных неточностей, противоречий, несуразностей, и возникающих при этом вопросов, требующих их уточнения и разрешения.
Так, в одном случае указывается место расстрела Колчака “во дворе тюрьмы”, в другом – “у Знаменского кладбища”, в третьем – “на Ангаре”, в четвертом – “за оградой тюрьмы”, в пятом – “в устье Ушаковки”, в шестом – “у ледяной проруби”. Из этой информации становится очевидным, что вопрос о месте и обстоятельствах расстрела Колчака остается открытым. […]
И вообще, создается впечатление, что, излагая свои мемуары, основные руководители расстрела старались скрыть правду и ориентировали всех на неправду. А неправда, даже многократно повторенная, никогда не сделается истиной».
https://cyberleninka.ru/article/n/raspyatyy-istoriey-o-zhizni-i-smerti-a-v-kolchaka
Итак, понимают, но …всё равно используют.
Иркутск. Тихвинская площадь. 1920 г.
Что касается лжи во имя высших государственных интересов, то после публикации телеграммы Ленина – всё это давно секрет Полишинеля.
В вышедшей еще в августе 2012 г. статье журналист Василий Ярхо, встречавшийся в свое время с теми, кто утверждал, что имел отношение к убийству Адмирала, так оценивал роль в убийстве Верховного Правителя Центрального советского правительства: «Как и после ареста Николая Второго, предполагалось, что над Колчаком состоится всенародный суд. В Иркутске, где адмирал находился в заключении, была спешно создана Чрезвычайная следственная комиссия. Ей поручили вести предварительные допросы, а затем адмирала Колчака предполагалось отвезти в Москву. […]
Чрезвычайная следственная комиссия к ночи 7 февраля 1920 года закончить свою работу не успела. С формальной точки зрения на 15-й день после начала допросов Колчака оснований для вынесения приговора ещё не было. Их так и не собрали. Однако для комиссии это не имело значения, поскольку приговор должен был вынести Военно-революционный комитет города Иркутска.
Под предлогом того, что в Иркутске обнаружены тайные склады оружия […], а на улицах будто бы разбрасывают листовки с портретом Колчака (что выглядело не очень правдоподобно), ревком принял постановление № 27 от 6 февраля о расстреле Верховного правителя России и премьер-министра его правительства.
Поздно вечером председатель ревкома вручил бумагу коменданту города для немедленного исполнения. Но ни комендант, ни ревком не знали, что на самом деле они исполняют тайный приговор, который единовластно вынесло Верховному Правителю России одно совершенно штатское лицо. Лицу было 49 лет. Оно имело юридическое образование, свободно изъяснялось на нескольких языках и о себе сообщало, что зарабатывает на пропитание журналистикой.
Лицо носило костюм-тройку и имело привычку засовывать большие пальцы рук в проймы жилета на манер провинциальных портных.
Ленин в Кремле. Фото из архива ФСО РФ.
Получив сообщение, что арестован адмирал Колчак, а также сведения, что Красная Армия со дня на день войдёт в Иркутск, “журналист” в костюмной тройке направил в Реввоенсовет 5-й армии телеграмму […] Это был не только приказ, но и довольно тщательно продуманный сценарий. Телеграмма раскрывала механизм тайных террористических операций Ленина.
Долго считалось, например, что Царская Семья была расстреляна по инициативе и недомыслию руководителей Екатеринбурга; если бы не сохранилась телеграмма Ленина в Иркутск, можно было бы то же самое думать о руководителях Иркутска. На самом деле здесь был использован уже опробованный “сюжетный ход”: приказ отдаёт Москва, а моральная ответственность за его противозаконность возлагается на “местные власти”.
В обоих случаях один и тот же почерк. Одно и то же коварство замысла. Один и тот же страх моральной ответственности.
Телеграмма Ленина свидетельствовала, что с первой минуты ареста адмирал был обречён на быструю и вероятно даже тайную смерть. Ленину долгий суд над Колчаком был не нужен. […]
Секретная телеграмма Ленина и ответная депеша Смирнова были преступны – даже не с точки зрения абстрактного гуманизма, а с точки зрения законодательства Советской России. В первом номере иркутских “Известий” сообщалось: “Ревком объявляет о… постановлении Совета Народных Комиссаров Советской Республики об отмене высшей меры наказания к врагам народа – расстрела…” (Постановление от 17 января 1920 года.)
Складывалась умопомрачительная ситуация, когда Председатель Совнаркома Ленин в обход постановления Совнаркома, которое он подписал, требовал применения им же запрещённой смертной казни».
https://www.sovsekretno.ru/articles/smert-kolchaka/
И всё же «вождя» и сегодня продолжают отмазывать: и от екатеринбургского убийства Царской Семьи и от иркутского адмирала А.В. Колчака. Причем, делают это и добровольцы (по зову, так сказать, сердца), многие из которых о советской жизни знают по фильмам или статьям, и люди «на службе»: следователи и судьи, формулируя это в официальных «государственных» бумагах…
5-я армии входит в Иркутск. Март 1920 г.
Общую обстановку в городе перед ликвидацией и после нее рисует Иркутская летопись»:
«4 февраля. Чрезвычайная следственная комиссия сообщила ВРК, что по материалам следствия достаточно определены степени участия в колчаковщине ряда лиц, представлен список на 18 человек, подлежащих немедленному расстрелу. Иркутский военно-революционный комитет […] постановил: 1) бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и 2) бывшего председателя Совета министров Пепеляева расстрелять”. […]
6 февраля. Приговор о расстреле адмирала А.В. Колчака и В.Н. Пепеляева одобрен Иркутской организацией РКП(б) и согласован с РВС 5-й Армии. […]
Издано постановление о прекращении преподавания в учебных заведениях Закона Божьего и увольнении всех преподавателей-священнослужителей за штат.
Для поддержания слухов о зреющем контрреволюционном заговоре в Иркутске по решению ВРК проведены массовые обыски в домах, в результате которых обнаружено и изъято большое количество огнестрельного оружия. […]
7 февраля. В 5 часов 10 минут утра по приговору Чрезвычайной следственной комиссии и по постановлению ВРК бывший Верховный правитель России адмирал А.В. Колчак и бывший председатель Омского правительства В.Н. Пепеляев расстреляны […]
13 февраля. Отменено в Иркутске военное положение».
Уже сами исходившие от большевиков документы, фиксировавшие реальные события, сами по себе достаточно краткие, содержали немало лжи в части описывающей обстановку, диктовавшую будто бы крайние меры.
Приказ председателя Сибревкома и члена РВС 5-й Армии И.Н. Смирнова исполкому Иркутского Совета:
«Действующая армия 6 февраля 1920 г.
Ввиду возобновившихся военных действий с чехо войсками, движения каппелевских отрядов на Иркутск и неустойчивого положения советской власти в Иркутске, настоящим приказываю Вам: находящихся в заключении у Вас адмирала Колчака, председателя Совета министров Пепеляева, всех, участвовавших в карательных экспедициях, всех агентов контрразведки и охранного отделения Колчака с получением сего немедленно расстрелять. Об исполнении донести. № 214.
Председатель Сибревкома и член Реввоенсовета 5-й армии СМИРНОВ».
Отряды Красной армии идут по улице Большой. Иркутск. 7 марта 1920 г.
Постановление Иркутского ВРК:
«6 февраля 1920 г.
Обысками в городе обнаружены во многих местах склады оружия, бомб, пулеметных лент и пр[очее] и таинственное передвижение по городу этих предметов боевого снаряжения, по городу разбрасываются портреты Колчака и т.д. С другой стороны, генерал Войцеховский, отвечая на предложение сдать оружие, в одном из пунктов своего “ответа” упоминает о выдаче ему Колчака и его штаба.
Все эти данные заставляют признать, что в городе существует тайная организация, ставящая своей целью освобождение одного из тягчайших преступников против трудящихся – Колчака и его сподвижников. Восстание это безусловно обречено на полный неуспех, тем не менее может повлечь за собою еще ряд невинных жертв и вызвать стихийный взрыв мести со стороны возмущенных масс, не пожелающих допустить повторение такой попытки.
Обязанный предупредить эти безцельные жертвы и не допустить город до ужасов гражданской войны, а равно основываясь на данных следственного материала и постановлений Совета народных комиссаров Российской социалистической федеративной советской республики, объявившего Колчака и его правительство вне закона, Иркутский военно-революционный комитет постановил:
1) бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и 2) бывшего председателя Совета министров Пепеляева расстрелять.
Лучше казнить двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв.
Председатель Иркутского военно-революционного комитета А. ШИРЯМОВ.
Члены: А. СНОСКАРЕВ, М. ЛЕВЕНСОН.
Управляющий делами ОБОРИН».
Опираясь на такого рода «документы», небезызвестный советский, а ныне канадский историк Генрих Зиновьевич Иоффе, как и подобает ученику небезызвестного академика Исаака Минца, неустанно «разоблачавший» Царскую Семью, Ее Друга Г.Е. Распутина, а потом белых генералов, в своей «научной» монографии «Колчаковская авантюра и ее крах» (М. «Мысль. 1983) прямо утверждал: «Судьбу Колчака фактически решили каппелевцы, рвавшиеся в Иркутск, и контрреволюционные элементы, готовившие восстание в городе».
Прежде чем продолжить, сделаем небольшое пояснение о тех, чьи подписи стояли под тем постановление ВРК от 6 февраля 1920 г. О А.А. Ширямове и М.А. Левенсоне у нас еще будет случай поговорить: их роль в безсудной казни не ограничивается этой бумагой.
Член ВРК (с 20 января 1920 г.) А.Л. Сноскарев еще в декабре 1919 г. был делегирован большевикам в формировавшиеся Политцентром отряды для руководства восстанием; с 7 по 10 февраля 1920 г. он занимал должность начальника обороны Иркутска, передав свою должность М.А. Левенсону.
Александр Константинович Оборин (1885–1934) – иркутский большевик, журналист и поэт. Автор нескольких сборников стихов, выходившихся еще до революции. С 1920 г. заведующий издательством иркутской большевицкой газеты «Власть Труда», а с 1925 г. занимавший ответственные посты в партийной прессе Хабаровска и Благовещенска.
Напечатанный 30 декабря 1917 г. первый номер иркутской газеты «Власть Труда» – предшественницы «Восточно-Сибирской Правды», выходящего до сих пор официоза.
К решению этому был также причастен (хотя подписи под документами он и не ставил) Янкель (Яков Борисович) Шумяцкий (1887–1962) Сын портного из Старобуба Черниговской губернии он был членом Бунда, участвовал в первой революции, в 1908 г. перешел к большевикам. Одну из ссылок (в Туруханском крае) отбывал вместе со Сталиным. После февральского переворота 1917 г. был членом Иркутского партийного комитета и горсовета. С 1919 г. член Иркутского губкома РКП(б), в 1920-1921 гг. председатель Иркутского горисполкома. После откомандирования в распоряжении ЦК РКП(б) участвовал в подавлении Кронштадтского восстания, делегат X и XI съездов партии, работал на руководящих постах в органах печати и издательствах, в наркоматах труда и торговли, Верховном суде СССР; был заместителем председателя Общества старых большевиков. В 1935 г. Шумяцкого сослали в Красноярский край. После возращения в Москву в 1954 г. писал мемуары.
Наиболее достоверным свидетельством о последних днях и часах жизни адмирала А.В. Колчака и Премьер-министра В.Н. Пепеляева, несмотря на естественную в положении заключенной ограниченность в информации мемуаристки, являются уже приводившиеся нами воспоминания находившейся в то время в Иркутской тюрьме М.А. Гришиной-Алмазовой, написанные и опубликованные ею по горячим следам событий (всего год спустя) в Харбине.
Приводим заключительный отрывок этого ценного свидетельства:
«4-го февраля адмиралу запретили прогулку с Тимиревой. Затем все прогулки были запрещены. 5-го я получила точные сведения, что Колчак и Пепеляев будут расстреляны.
Потрясенная этой вестью, я послала Пепеляеву письмо со словами дружеского привета и ободрения.
6-го утром, в последний свой день, он ответил мне письмом коротким и душевным: “Обо мне не безпокойтесь – писал он, – я ко всему готов и совершенно спокоен. Грустно думать, что меня будут расстреливать русские солдаты, которых я люблю”.
Когда военно-революционный комитет потребовал казни Колчака и Пепеляева, Чрезвычайная комиссия отказалась. Тогда комитет добился передачи заключенных в его ведение.
Судьба их этим была решена.
6-го вся тюрьма трепетала от сознания надвигавшейся развязки.
Тимирёва, охваченная смертельным ужасом, была близка к обмороку. Когда вечером уже погасили свет и приказали ложиться спать, я уложила Тимирёву на кровать, обещая разбудить ее, если адмирала поведут. Она сразу заснула, все время тревожно вскрикивая и сквозь сон спрашивая меня об адмирале.
Шляпной булавкой я сорвала бумагу, которой заклеили волчок нашей камеры, и приникла к стеклу.
Часов около 9-ти [вечера] в корпус вошли красноармейцы и вывели китайца-палача. Я была уверена, что он будет казнить осужденных. Оказалось впоследствии, что его сразу повесили во дворе тюрьмы.
Прошло несколько томительных минут, быть может, четверть часа. Где-то загудел автомобиль. В коридор вошли тепло одетые красноармейцы. Их было человек 15. Среди них начальник гарнизона, ужасный Бурсак.
Они вывели Пепеляева, который прошел мимо моей камеры спокойными и уверенными шагами. Затем пошли за Колчаком. Красноармеец высоко держал свечу. Я увидела бледное, трясущееся лицо коменданта. Потом все зашевелились. Появилась еще свеча. Толпа двинулась к выходу. Среди кольца солдат шел адмирал, страшно бледный, но совершенно спокойный.
Вся тюрьма билась в темных логовищах камер от ужаса, отчаяния и безпомощности. Среди злобных палачей и затравленных узников при колеблющемся свете свеч только осужденные были спокойны.
Не сомневаюсь, что так же спокойно встретили они и смерть».
https://cyberleninka.ru/article/n/kolchak-i-pepelyaev-v-tyurme-vospominaniya-m-a-grishinoy-almazovoy
Никакого заслуживающего доверия голоса о том, что было дальше, после этого до нас уже, увы, не доносится…
Продолжение следует.