Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856) называл себя «христианским философом». За свои сочинения он был объявлен правительством сумасшедшим, а его труды запрещены к изданию.
«Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес»
А.С. Пушкин «К портрету Чаадаева» (1820).
«Почти все мы знали Чаадаева, многие его любили, и, может быть, никому не был он так дорог, как тем, которые считались его противниками».
А.С. ХОМЯКОВ.
«Человек, с которым я соглашался менее, чем с кем бы то ни было, и которого, однако люблю больше всех».
Ф.И. ТЮТЧЕВ.
«…Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже всё поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости».
Н.В. ГОГОЛЬ.
«Я должен был показаться вам желчным в отзывах о родине: однако же я сказал только правду и даже еще не всю правду. Притом, христианское сознание не терпит никакого ослепления, и менее всех других предрассудка национального, так как он более всего разделяет людей».
П.Я. Чаадаев. Первое философическое письмо (1829).
«Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование и снова выбросили в океан людских треволнений мою ладью, приставшую было у подножья креста.
Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной.
Я люблю мое отечество, как Петр Великий научил меня любить его.
Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы».
П.Я. Чаадаев. Апология сумасшедшего (1837).
«…Не будем более надеяться ни на что, решительно ни на что для нас самих. Ничто так не истощает, ничто так не способствует малодушию, как безумная надежда. Надежда, безспорно, добродетель, и она одно из величайших обретений нашей святой религии, но она может быть подчас и чистейшей глупостью. […] Я долгое время, признаться, стремился к отрадному удовлетворению увидать вокруг себя ряд целомудренных и строгих умов, ряд великодушных и глубоких душ, чтобы вместе с ними призвать милость неба на человечество и на родину. […] Химеры, мой друг, химеры все это!»
П.Я. Чаадаев – М.Ф. Орлову (1837).
«…Я – не из тех, кто добровольно застывает на одной идее, кто подводит все – историю, философию, религию под свою теорию, я неоднократно менял свою точку зрения на многое, и уверяю вас, что буду менять ее всякий раз, когда увижу свою ошибку. Что касается второго вопроса – моего самолюбия, то – да, я горжусь тем, что сохранил всю независимость своего ума и характера в том трудном положении, которое было создано для меня, и я смею надеяться, что мое отечество оценит это; я горжусь тем, что вызванные мною ожесточенные споры не отдалили от меня никого из тех лиц, глубокими симпатиями .которых я пользовался, наконец, я горжусь тем, что среди моих друзей числятся серьезные и искренние умы самых разных направлений».
П.Я. Чаадаев – А.И. Тургеневу (Август-ноябрь 1843).
«Что ни день, я вижу, как возникают вокруг меня какие-то новые притязания, которые выдают себя за новые силы, старые обманы, которые принимаются за старые истины, шутовские идеи всякого рода, которые признаются серьезными делами; и все это принимает осанку авторитета, власти, высшего судилища, выносит вам приговоры осуждения или оправдания, лишает вас слова или разрешает говорить. Чувствуешь себя как бы в исправительной полиции в каждый час своей жизни.
Что прикажете делать в этом новом мiре, где ничто мне не улыбается, ничто не протягивает мне руки и не помогает жить? В конце концов я все же предпочитаю погибнуть от скуки, порожденной унынием одиночества, чем от руки тех людей, которых я так любил, которых я и теперь еще люблю, которым я служил по мере своих сил и готов был бы еще послужить».
П.Я. Чаадаев – Ф.И. Тютчеву (10 мая 1847).
«…Меня повергает в изумление […], что вот мы, уверенные обладатели святой идеи, нам врученной, не можем в ней разобраться. А, между тем, ведь мы уже порядочно времени этой идеей владеем. Так почему же мы до сих пор не осознали нашего назначения в мiре? Уж не заключается ли причина этого в том самом духе самоотречения, который вы справедливо отмечаете, как отличительную черту нашего национального характера? Я склоняюсь именно к этому мнению, и это и есть то, что, на мой взгляд, особенно важно по-настоящему осмыслить».
П.Я. Чаадаев – Ф.И. Тютчеву (июль 1848).
«Позволительно, я думаю, всякому истинному русскому, предпочитающему благо своей страны торжеству нескольких модных идей, позволительно ему заметить, что на свете есть только две страны, обремененные национальной партией; одна из этих стран [Польша] накануне исчезновения с мiровой арены именно благодаря этому патриотизму; другой [России] грозит потеря положения первостепенной державы, плода вековых благородных и настойчивых усилий, мудрости и мужества».
П.Я. Чаадаев «Отрывки и разные мысли».
«Да, история будет безпощадна к человеку, в руках которого очутились судьбы нескольких миллионов ему подобных и который принес их в жертву честолюбия, прихоти или бредовой идее; история не простит человеку, о котором Европа, после крушения сорока лет мира и труда, сможет сказать: "вот он, зачинщик!". […]
В нашей стране власть слабостью не страдает; она в достаточной мере облечена авторитетом, общественная безопасность не потрясена у нас недисциплинированными массами пролетариев; наконец, мы пользуемся всеми благами власти, действующей так регулярно и безпрепятственно, что большего нельзя себе и представить. Так против кого собираетесь вы направить громы реакций у нас? […]
…Если хотят придать нашей стране настоящий национальный импульс, то надо просто-напросто вернуться к прежним формам, стертым той системой, которая создана была в начале прошлого века и которая, необходимо прибавить, получила всеобщее признание страны; произошло это благодаря или ловкому обольщению, или непреодолимому очарованию, или, наконец, благодаря насилию, не имеющему примеров во всей истории мiра. В этом (последнем) и заключается мысль наших представителей реакции, но вопрос о том, действительно ли они существуют; ведь во всяком случае, это люди, очевидно, вполне безобидные, так как все их вожделения сводятся к предоставлению власти еще большего значения, к внушению еще большего преклонения перед ней со стороны народа».
П.Я. Чаадаев «1851».
«Позволительно, думаю я, надеяться, что если провидение призывает народ к великим судьбам, оно в то же время пошлет ему и средства свершить их: из лона его восстанут тогда великие умы, которые укажут ему путь; весь народ озарится тогда ярким светом знаний и выйдет из под власти бездарных вождей, возомнивших о себе, праздные умники, упоенные успехами в салонах и кружках».
П.Я. Чаадаев «Отрывки и разные мысли».