Святые тюрем перед Господом и Матерью Божией. Нямц.
В качестве иллюстраций к этому посту мы используем современные румынские иконы и фрески.
Испытание миром (продолжение)
«…Надо уметь умирать, потому что непременно ежедневно будешь воскресать. Потому что жизнь означает непрестанное умирание, защищая Истину. Мы не защищаем красивый пасхальный кулич. Мы защищаем Истину, которая есть Церковь, Вечность, Создатель, Святая Троица: Отец, Сын и Святой Дух. Защищаем Истину!»
Архимандрит АРСЕНИЕ (Папачок), Исповедник.
Ну, а сейчас от мучителей перейдем к мученикам.
По счастью, до нас дошло немало свидетельств их подвигов, а – самое главное – осмысления, что это было: для них лично, для народа, для Церкви, для мiра.
«В этих лагерях и тюрьмах, – говорил проведший 16 лет за решеткой священник Иоанн Негруциу (1915–2003), – были заключены сотни тысяч людей, лучших, кого имела эта земля. Здесь были хорошо представлены высшие слои нашего общества. Румынская Академия, различные факультеты Университета, в том числе и богословский, бывшие члены правительства, командование армии, духовенство и монахи, школы и предприятия, рабочие и крестьяне, не согласные продать свои души сатане. Один лишь Господь знает число и имена жертв, принесенных, как овцы на заклание, прошедших через руки высококвалифицированных палачей, избиение, пытки огнем, холодом, негашеной известью – террором всех видов».
«Сотни и тысячи священников, монахов, верующих братьев, – вспоминал об этом времени старец Арсение (Папачок), – несли на себе тяжелые оковы, заключенные в никому не ведомых подвалах, несли их наряду с лютым диавольским презрением и человеческой ненавистью, без надежды на освобождение или хотя бы на малейшее облегчение своей участи.
Нам вырывали бороды и таскали за них, как скотину тащат за узду. Нас держали в ужасающем голоде, желая уничтожить, многие годы подряд. Нас бросали в застенки без света – черные ямы, в грязных тюремных робах, одервеневших от впитавшегося в них гноя и крови. Нас заставляли отречься от Христа и Его святых, но мы не отреклись, Боже сохрани! Мы не шли ни на малейшую ложь, хотя знали, что нам придется умереть, и многие умирали.
От нас добивались этих отречений упорно и систематически, изолируя нас друг от друга и бросая в промерзшие камеры, чтобы вырвать хоть слово против учения Господа нашего Иисуса Христа. Но нам помог Благий Бог, и мы не сдались. Христос не оставил нас! Мы чувствовали, что Он, скорбный, стоит рядом с нами, чтобы мы постигли великую тайну Его Креста, чтобы постигли ужасный смысл освобождения через страдание за Него.
Здесь – в темнице – пребывала Церковь. Здесь, где томились тысячи христиан, нуждавшихся в духовном укреплении, разрешении грехов, поддержке и надежде, что мы и давали им…»
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Мученик Арсение (Бока).
«Отец, – вспоминала дочь профессора-протоиерея Думитру Стэнилоае, – совсем немного рассказывал нам о годах в заключении. Он хранил молчание о многих вещах, не желая, чтобы мы знали, как много ему пришлось испытать. Иногда с ним в камере находились достойные люди. Они очень хорошо ладили друг с другом, и каждый давал лекции из той области, в которой специализировался, делая их существование там более терпимым.
Но иной раз…“Одно время я жил с таким сокамерником, который унижал меня больше, чем даже охранники. Это был ад на земле”, – говорил он, покачивая головой.
В течение дня они должны были прямо сидеть на краю кровати. Время от времени охранники заглядывали в окна камер, чтобы выследить тех, кто не исполнял этот приказ. Если кто-нибудь хотя бы слегка облокачивался о стену, то его сокамерник сразу стучал в дверь, чтобы предупредить охрану. После этого нарушители немедленно отправлялись в изоляционную камеру. Мы спрашивали отца, но он не захотел назвать нам имя того сокамерника.
Вход в камеры изолятора (карцера) в Жилавской тюрьме.
Годом ранее в тюремном лазарете ему сделали операцию грыжи. И делали без анестезии, так как необходимых медсредств просто не было.
Наиболее сложным было время пребывания в штаб-квартире Секуритате на улице Уранус. Они держали его в камере, где не было окон. Там не было ничего, кроме электрического освещения. “Во рту у меня было так горько и сухо, что мои губы и язык опухли”. Через несколько недель его перевели в другую камеру, куда поступал свет снаружи. “Солнце и его сияние было самым прекрасным”, – говорил отец.
Выйдя на волю, он так и продолжал совершать прогулки – не мог насытиться ими».
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Отсидев пять лет, о. Думитру был освобожен, до смерти продолжая свои давние труды, переведя на румынский еще 12 томов творений Святых Отцов. Скончался он 5 октября 1993 г. вскоре после того, как умерла его супруга.
Последними словами исповедника-богослова, по словам окружавших, были: «Давай вместе, Матерь Божия. Давай поговорим о Боге. Давай будем любить друг друга больше. Давай встретимся».
Поэт Василе Войкулеску, пробыв некоторое время в знаменитом 13-м форте Жилавской тюрьмы, вскоре был отправлен в Аюд – конечный пункт большинства румынских интеллектуалов, заболев там туберкулезом, что было и немудрено при суточном рационе хлеба в 50-60 граммов.
Ион Диакону вспоминал о том, как увидел в Жилавской тюрьме одного заключенного, «сидевшего у стены камеры в молитвенной позе, слегка склонив голову, скрестив руки на груди; человека – я бы сказал – без возраста, с ликом, будто сошедшим с византийских икон». Как он узнал потом – это был Василе Войкулеску.
Поэт, от которого, по свидетельству сидевшего вместе с ним о. Иоанна Апосту, остались одни кожа да кости, никогда не жаловался. «Василе Войкулеску вообще не знал, что такое ненависть».
«Один добрый самарянин, – вспоминал о. Иоанн, – преодолев страх быть пойманным и наказанным, связал из чего попало свитер и отдал поэту, чтобы тот согрел кости от жестокого холода. Это был самый прекрасный подарок, который только можно было сделать, и мне показалось, что глаза Войкулеску увлажнились».
Вечером сокамерники собирались вокруг него. На этих импровизированных посиделках мы словно улетали в иные, волшебные мiры. В исполнении автора звучали его известные произведения: «Слепой Закхей», «Голова зубра», «Последний Беревой»…
Хорошо осознавая, как врач, свое положение, Войкулеску, по словам о. Романа (Брага), как-то попросил своих сокамерников: «Эй, парни, когда я умру, положите тюбик от пасты ко мне в рот». По свидетельству о. Романа, поэт хотел быть впоследствии идентифицирован, поскольку тубы от пасты были металлические и не поддавались разложению. Но Бог ему помог выйти на свободу и он скончался через год».
Умирал он в крошечной комнатке, без света; целый день сидел на стуле. Размышлял, писал, молился. Как-то пришедший к нему мальчик захотел убрать паутину. «Не прикасайся к этому Божию существу. Я слежу за ним весь день, постигая перст Божий». (Такое же в свое время мне приходилось слышать в келлии старца Николая Псковоезерского.)
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Василе Войкулеску.
Не всем, однако, удалось выйти на свободу. Отец Даниил (Санду Тудор) скончался 17 ноября 1962 г. в тюрьме Аюд, будучи забит до смерти.
Тело мученика покоится в безымянной могиле на склоне оврага Рыпа Робилор, где погребены тысячи заключенных в ожидания Воскресения мертвых.
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Мученик Даниил Рарэуский.
«…Когда мы попали в тюрьму, – рассказывал архимандрит Арсение (Папачок), – и встретили там великих подвижников, которые уже отсидели по 20 лет, знавших Новый Завет наизусть. Отец Думитру [Стэнилоае] был впечатлен.
За участие в движении “Неопалимая Купина” Василие Войкулеску, Думитру Станилоае, Александру Миронеску и все остальные получили по 15 лет каждый, а мне дали 40. Сначала мне было смешно, потому что везде ко мне относились как к страшному убийце.
В Жилаве один капитан, когда раздевал и стриг меня, спросил: “Эй, тебя за что?” – “Да ни за что!” – ответил я ему. – “Слышь ты, если бы ты ничего не сделал, то дали бы лет 10-15, а не 40...» Оказывается, если бы даже я ничего не делал, все равно посадили бы на 10-15 лет. Вот с кем мы имели дело. И вот среди них – тех, кто тебя раздевал, кто убивал тебя, – важно было чувствовать свое присутствие перед Богом.
Они меня не убили, хотя, наверное, преследовали такую цель, когда бросили в холодный карцер. Через три дня я, по их расчетам, должен был умереть. Я не умер за три дня. Дали пять, потом семь. А я не умер все равно. Бог не хотел.
Но было очень трудно. Важно в том месте, где ты находишься, присутствовать перед Богом! А потом – будь что будет. Человек же я, а не солома на ветру. Смерть не имела значения, потому что она была спасением!
Но был в человеке дух, луч жизни, который не сдавался. И не имели мы другого идеала, кроме как да удостоил бы нас Бог этого счастья – умереть в мучениях, разорванными ради той искры Истины, которую мы знали и ради защиты которой были готовы пойти на брань с силами тьмы – не на жизнь, а на смерть. Это девиз каждого христианина».
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Иеромонах Адриан (Фэджецану).
«Меня в Аюде, – продолжал отец Арсение, – лично допрашивал один полковник. Я видел с его стороны особое отношение, так как был священником и монахом, хотя и носил одежду осужденного.
И вот меня, такого усмиренного, по крайней мере, по одежде, спрашивает этот полковник: как я могу объяснить существование Бога? Я ему отвечаю: “Господин полковник, да само существование наше, наше дыхание, наш дух, интеллект, разум доказывают это”.
Дальше я рассказал, что весь мiр и все в нем создано Великим Творцом, и люди тоже сотворены не случайно. И еще объяснил ему, зачем Христос пришел в мiр, дал Себя распять и воскрес. И в конце спросил, почему он не верит в это?
Это был смелый шаг с моей стороны – спросить его об этом. Но я должен был защищать свою Правду.
Он сказал, что война, которая была в России во имя креста, убедила его, что Бога нет. Я воскликнул тогда: “Вы что?! Ради какого креста, господин полковник?! Это сумасшедший Гитлер хотел завоевать Россию и думал, что русские ему это позволят!”
И тогда я спросил еще: “Хорошо, а перед этой войной почему не верил?” Его ответом был вопрос: какой мой последний аргумент? Я сказал ему, что готов умереть за свою Истину, но я вижу, что умирать мне не с кем, имея в виду его.
Тогда он закричал, требуя, чтобы меня увели».
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Мученик Арсение (Папачок).
Но даже и в этих условиях церковная жизнь не прекращалась. У многих были тайники, в которых хранились Святые Дары и святая вода.
Священники умудрялись исповедовать, иногда путем перестукивания через стенку. Совершались Литургии, крестили обратившихся. Среди них были даже евреи, принимавшие веру во Христа после долгих философско-богословских диспутов с легионерами. (Об одном из них, принявшем даже монашеский постриг, мы впоследствии расскажем.)
То же самое происходило и в других странах Восточной Европы, освобожденных Красной армией. К сожалению, всё это до сих пор никак не осмыслено и практически даже остается неведомым многим крещеным потомкам «солдат Победы».
Участников проходившего в 1999 г. в Смоленске VII Международного кинофорума славянских и православных стран «Золотой Витязь» поразил фильм «Чешский райград», рассказывавший, по словам одного из его участников, критика Валентина Курбатова, «о страшном уничтожении духовенства и монашества Чехии в 50-60-е годы. И как похоже на нас – чаша для Причастия чуть не из мыльницы, вино из изюма, который раз в год просят верующие в посылке прислать из дома. Изюм выковыривают из булок и складывают в баночки на окно, где ягоды бродят»…
Страстная седмица 1950 г. в Жилавской тюрьме.
В сентябре 1983 г. архимандрит Роман (Брага), оказавшийся волей судеб в США, поделился своими воспоминаниями со своим собеседником Николасом Дима, а тот, записав этот рассказ, донес до нас свидетельство узника.
«Коммунисты, – сказал он, – отрицают Бога и считают, что человек это просто животное, мешок с костями и рефлексами, которые могут быть легко утрачены и изменены. Но мы были созданы Богом по Его образу и подобию. Бог пребывает в каждом из нас. Через что мы прошли в Питештах и в несколько других румынских тюрьмах… Это просто работа сатаны. По какой-то причине Бог дал сатане свободу...»
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Архимандриты Роман (Брага) – справа и Софиан (Богиу) – слева.
Отправленный в 1968 г. в Сан-Паулу (Бразилися), архимандрит Роман (Брага) пробыл там до 1972 г., когда, по приглашению Румынского православного епископата Америки (Православная Церковь Америки), переехла в США. Служил там на различных приходах. В 1988 г. удалился на покой в Успенский женский монастырь (штат Мичиган), где и почил.
«Особая жестокость, – продолжал о. Роман, – применялась по отношению к тем, кто показал себя христианином, или о которых знали, что те имеют сильную веру в Иисуса. Мучители были в ярости, что не могут полностью контролировать жизнь и умы этих людей, которым, благодаря вере в Бога, казалось, что они в состоянии вырваться из реальности во что-то, что палачи не в состоянии были понять, а потому и победить… [...]
Они хотели, чтобы я отрекся от веры в Бога и Иисуса любой ценой. [...]
Один за другим мне выбили все зубы, вырвали ногти, требуя, чтобы я произнес хоть одно слово богохульства против Господа нашего. […] Меня били, пытали несколько дней. Я даже хотел произнести упреки Богу, чтобы избавиться от мучений, но всякий раз, когда я открывал рот, чтобы произнести это, слова эти просто не приходили. […]
Помню, когда, жестоко избитый, я был не в состоянии произнести и слова, мой мучитель Цуркану (никогда не забуду этого) сказал мне спокойно, что, в конце концов, его мало волнуют мои убеждения и вера; всё, чего он желал, было скомпрометировать меня. Это, по существу, показывает истинную природу коммунизма: найти человеческую слабость, через которую заставить его пойти на компромисс. […]
Это был ад, брат... До сих пор я не знал, что такое человеческое существо. Я видел людей, которых мы считали сильными и уважаемыми, падавших неожиданно легко, когда они становились лицом к лицу со страданиями; но я видел и смиренных и отстраненных, которые, казалось, никогда не будут сопротивляться, оказавшихся более сильными, чем мог себе кто-то представить. Я видел людей с лицами святых, попавших в ад…»
Мученики и палачи.
«Отец Брага, – писал его собеседник, Николас Дима, – рассказал мне о том, как однажды гонители раздели его сокамерника и заставили стать перед ним на колени прямо напротив полового органа этого несчастного и потребовали, сотворив крестное знамение, поцеловать человеческую срамоту, сказав, что это Иисус. Мучители изобрели даже новую версию молитвы Отче наш, столь вульгарную и отвратительную, что было бы кощунством ее повторять».
В румынском телефильме «Святые тюрем» звучат свидетельства о том, что тюремщики особенно любили устраивать инсценировки из Евангелия. Кто-то должен был изображать Христа, кто-то – ослика. Заставляли носить тяжелый крест. Излюбленной была сцена с Распятием, сопровождавшаяся истязаниями. Заключенных заставляли «причащаться» калом, а вместо святой воды – пить мочу.
Пытки в тюрьме Аюд.
Всё это ясно, без полутонов, демонстрирует какую-то нечеловеческую силу ненависти, идущую рука об руку с дьявольской изобретательностью.
Никак не спишешь это на «ожесточенность классовой борьбы», на политико-идеологическое противостояние» или обыкновенное богоборчество, адепты которого в России, например, рубили иконы, взрывали храмы, сжигали богослужебные книги, убивали священников и монахов. Но тут, в Румынии, было все-таки иное.
Всё это, конечно, никакая не классовая, а чисто религиозная ненависть.
Нельзя это охарактеризовать и как внезапный приступ злобы. За всем этим просматриваются хорошо продуманные действия, основанные на знании.
В каких головах, однако, это могло явиться? – Ясно, что не у коммунистов-румын, часто весьма невежественных, нахватавшихся верхушек политграмоты в Красной Москве.
У этого огненного коктейля мог быть лишь один источник: неугасимый христоненавистнический талмудизм.
(Невольно напрашиваются параллели с нынешним, формально уже посткоммунистическим, временем. Той стороне мало уже захоронения на государственном уровне т.н. «екатеринбургских останков». Им важно церковное их признание как мощей: чтобы их поместили в раки и служили бы возле них молебны, а верующие бы к ним прикладывались. Им мало уже, чтобы Царя-Мученика «обличали» все, кому не лень: от Президента до Радзинского и какого-нибудь журналюги из «МК». Им нужно загнать всех на «сеанс черной магии», который – за государственные средства – уже подготовил «наш» Учитель/Меламед с его грязным блокбастером «Матильда». Им всех нужно замарать, заставляя нас самих, по собственной воле, вываляться в грязи, сочетаясь с грехом.)
Одно из орудий пыток.
Тяжелее прочих в тюрьмах приходилось легионерам. И о. Арсение (Папачок) и о. Роман (Брага), и о. Адриан (Фэджецану), и о. Арсение (Бока), чьи имена мы поминаем, а свидетельства приводим в этом нашем по́сте, были, напомним, убежденными гардистами.
Вообще румынская тюрьма была традиционным (с докоммунистических еще времен) местом вынужденного пребывания тех, кто разделял идеи Легиона Михаила Архангела.
О терроре против них во времена Короля Кароля II и маршала Антонеску мы уже писали. Однако всё познается в сравнении.
Известно, например, что в период 1927-1940 гг. было убито более 500 гардистов. Только в одну ночь, с 21 на 22 сентября 1939 г., по приказу Кароля II, пало 254 сторонников Легиона. Их изъяли из тюрем, лагерей и больниц, расстреляв без суда. А их мертвые тела в течение трех дней лежали на людных местах столицы и румынских городов.
Сотни легионеров тогда же наполнили тюрьмы. Короткий период легального существования Железной Гвардии, с сентября 1940 г., после отречения от Престола и бегства Кароля II, когда было провозглашено даже Легионерское государство, продлился совсем недолго: до января 1941-го. А там снова безсудные расправы, большие тюремные сроки для легионеров, в том числе и совсем юных, отправка, с началом войны, на фронт, на первую линию.
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/164492.html
Жертвы Легиона.
Однако выпустили на свободу, умирать на передовой, не всех. Большинство продолжало сидеть в тюрьмах. Их передали затем – уже коммунистическим тюремщикам – буквально с рук на руки.
Старые сидельцы вспоминали, что к заключенным-коммунистам в антонесковских тюрьмах относились гораздо гуманнее. Акциям же «перевоспитания» заключенных, практиковавшимся при социализме, предшествовали подобные, проводившиеся в 1941-1944 гг. во времена маршала в той же тюрьме Аюд. Разве что были помягче и без богоборческого, разумеется, окраса. В те времена нужно было отказываться не от Христа, а от Легиона.
В годы коммунистического ига эти люди – своей жизнью, своей жертвенностью – доказали, что Легионерское движение было Высокой Школой Православной жизни.
«Большая часть легионеров, – свидетельствовали узники коммунистических тюрем, – жили в заключении, подобно монашествующим, глубокой религиозной жизнью, будучи весьма требовательными к себе».
«Легионерство, – заявил в 2008 г. известный румынский старец Иустин (Пырву), сам убежденный гардист, бравшему у него интервью журналисту, – не было сектой; оно во всем следовало Апостольской Церкви, учению о Православной вере и самоотверженно служило Церкви Христовой, за которую отдали свои жизни многие мученики, посвятившие всех себя без остатка Церкви и народу.
Я лично знал в тюрьме людей, отдававших свою пайку хлеба и последнюю рубашку более немощным, будучи не в силах выносить страдания своих братьев; им было легче умереть самим, чем видеть, как умирают их братья. Они обладали такой силой исповедания веры – Православной веры, – что многие из надзирателей, растроганные глубиной их любви, обезоруживались этой твердостью веры».
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Преподобный отец Иустин (Пырву).
Современный румынский исследователь Фабиан Зайхе, автор весьма авторитетной книги «Румынские мученики и исповедники ХХ века. Тюрьмы коммунистической Румынии», вышедшей в 2010 г. в издательстве «Agaton», приводит (с. 265) важнейшие для понимания проблемы цифры: среди заключенных в коммунистических тюрьмах 70 % составляли члены Легиона Михаила Архангела, а среди мучеников – 90 %.
Это обстоятельство, с которым не поспоришь, является сегодня камнем преткновения для многих: религиозных и исторических врагов, современных адептов толерантности и поликорректности.
Это смятение нетрудно почувствовать в статье румынского историка еврейского происхождения Михая Мача из университета Орадя.
В своей работе «В лабиринте памяти. Проработка прошлого в посткоммунистической Румынии», посвященной тотальной дискредитации Легиона, этот непрошенный контролер за румынской национальной мыслью пишет:
«Свидетельства жертв коммунистических репрессий относились не только к собственному жизнеописанию. Они говорили от имени своего поколения – прежде всего легионеров. Истинность их рассказов о прошлом удостоверялась годами тюремного заключения и десятилетиями вынужденного молчания и “умножалась” медиа, создававшими образ человека, который публично исповедуется о своей неизжитой травме. […]
Отождествление легионеров с мучениками усиливалось тем, что ряд выживших в коммунистических тюрьмах придерживались религиозных – во многих случаях радикальных – воззрений.
В Румынии, как и в России, Церковь воспринимается не столько, как институт, сколько персонифицируется в некоторых особах духовного звания, ведущих безупречный образ жизни. Их слова приобретают значение апофегмы (наставительного изречения).
Многие из этих “старцев” [Не правда ли, эти кавычки весьма симптоматичны? – С.Ф.] в молодости были радикалами, в том числе (такие, как Иустин Пырву и Арсений Папачок) сторонниками Легиона.
Тюремное заключение и, впоследствии, изоляция в монастыре [И эта “пара”: монастырь-тюрьма также выдает скрываемое, но не изжитое. – С.Ф.] […] погружало их в мученический контекст истинного христианства. Эти фигуры пользовались популярностью не только среди необразованной публики, но и в определенных интеллектуальных кругах».
Старец Иустин (Пырву) среди Святых тюрем на одной из монастырских фресок.
В помянутом нами румынском телевизионном фильме «Святые тюрем» рассказывается о проблеме, возникшей с прославлением Новомучеников.
С одной стороны, власти пытаются, насколько это возможно, замолчать все те ужасные тайны, которые время от времени раскрывает земля. Как быть, например, с обнаруженным, например, во время раскопок черепом, показывающим, что с человека – еще живого – пилой срезали затылочную часть? Ведь это же нужно как-то интерпретировать!
И Церковная иерархия, находясь также, видимо, под сильным давлением, не спешит прославлять Мучеников, мощи которых, извлеченные со дна страшных ям, – мvроточат и исцеляют своих страждущих соотечественников и всех православных, с верой притекающих к ним.
На всю Румынию прозвучал голос весьма почитаемого верующими старца Иустина (Пырву), которого там называют «Воеводой Православия»: «Мученик не нуждается в канонизации – он уже святой сразу, с момента мученической кончины».
Однако, несмотря на то, что в Синод были поданы уже несколько папок со всеми полагающимися в таких случаях документами и свидетельствами, церковные иерархи – сообщают православные румынские сайты – боятся. Ведь это мощи политзаключенных, в большинстве своем к тому же легионеров, и архиереи сильно опасаются (видимо, их уже об этом предупредили), что жест их может быть неправильно понят. (Ситуация – до боли знакомая!)
И тогда старец Иустин предупредил всех (и иерархов и народ): «Если наша Церковь не примет всей душой жертву этих молодых людей, нас постигнет унизительная и несчастная судьба народов, исчезнувших с карты Европы. Потому нам ничего не остается, как обратиться сегодня к тем, кого избрал и поставил Бог, чтобы умереть в самых страшных муках».
Что же вынесли их этого ада на земле выжившие?
«Если можно так сказать, – заявил во время одной из бесед архимандрит Софиан (Богиу), – то мне очень понравилось в тюрьме [...], Там было хорошо. Гораздо лучше, чем здесь, в нашем так называемом свободном мiре. Мы могли сосредоточиться [...] Ничего не отвлекало от Бога».
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Мученик Софиан (Богиу).
«Я радовался тому, – вспоминал протоиерей Думитру Стэнилоае, сидевший в суровой тюрьме Аюд, – что и мне довелось пострадать вместе с другими священниками и верными сынами Церкви».
Во время одной из лекций заграницей, состоявшейся уже после революции 1989 г., между ним и одним из слушателей произошел весьма примечательный обмен вопросами и ответами:
– Что из случившегося с вами во время заточения вы считаете самым важным?
– То, что там я научился молиться.
– Что вы имеете в виду? Вы же и до этого молились?
– Да, молился на основе традиций и личных привычек. А в тюрьме, когда ты не знаешь, выживешь или нет, связь с Богом становится единственным способом сохранить надежду и свою личность. В таких обстоятельствах молитва превращается в дыхание жизни души. Я говорю не метафорически, а о том, что познано опытно.
– Относите ли вы себя побежденному поколению? – спросили ремесленника из Брашова Николае Пуркэря, 17 лет отсидевшего в тюрьме легионера.
– Кто же в проигрыше: тот, кто ввергает в темницу, или тот, кто сопротивляется? Проигравший тот, кто ввергает. Бог дал каждому из нас волю к сопротивлению, и я сопротивлялся. Его Десница не раз помогла мне. Например, я был в Питештах, где жертва в результате перевоспитания становится палачом. Бог протянул мне там руку, забрав на Канал. Впоследствии в Герле, когда меня приговорили к семи месяцам карцера и я был близок к смерти, Бог снова протянул руку, забрав Сталина. В другой раз, на Канале, я заснул прямо на железнодорожном полотне. Вдруг кто-то толкнул меня. Я не понял, кто это был, но увидел мчащийся на меня локомотив. Или, было, положили меня, пораженного сильной инфекцией, в мертвецкой. Через три дня, видя, что я еще жив, вытащили меня оттуда. Сделали надрез скальпелем, а оттуда хлынул гной. Так я был исцелен.
Николае Пуркэря.
Незадолго до кончины также весьма чтимый румынский старец отец Арсение (Папачок) наставлял приходивших к нему за советом духовных чад:
«Что мы должны делать?– УМИРАТЬ за Истину, вот что должны делать. По-другому не ставится вопрос. Защищаем Истину, что бы ни случилось».
«За Истину нужно уметь умирать».
«Дорогие мои, хотите быть счастливыми? Умрите за Истину!»
Продолжение следует.