Александр Алексеев-Свинкин. «Новые русские». 1998 г.
«Новые русские» из парижского прошлого
«Вообще буржуа очень не глуп, но у него ум какой-то коротенький, как будто отрывками. У него ужасно много запасено готовых понятий, точно дров на зиму, и он серьезно намеревается прожить с ними хоть тысячу лет».
Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ.
«…Нет меня, нет совсем на свете; я спрятался, проходите, пожалуйста, мимо и не замечайте меня, сделайте вид, как будто вы меня не видите, проходите, проходите! […]
Вот, поторгую сегодня маленько в лавочке, да Бог даст завтра опять поторгую, может, и послезавтра, если будет великая милость господня... Ну, а там, а там, только бы вот поскорее накопить хоть крошечку, и – après moi le déluge! [после меня хоть потоп]
Отчего он куда-то прибрал всех бедных и уверяет, что их совсем нет? Отчего он довольствуется казенной литературой. Отчего ему ужасно хочется уверить себя, что его журналы неподкупны? Отчего он соглашается давать столько денег на шпионов? Отчего он не смеет пикнуть слова о мексиканской экспедиции? […]
…Все блестит добродетелями. Так надо, чтоб все блестело добродетелями. […] Безчисленные мужья прогуливаются с своими безчисленными эпузами [женами] под руку, кругом резвятся их милые и благонравные детки, фонтанчик шумит и однообразным плеском струй напоминает вам о чем-то покойном, тихом, всегдашнем, постоянном, гейдельбергском. […]
Накопить фортуну и иметь как можно больше вещей – это обратилось в самый главный кодекс нравственности, в катехизм парижанина. […]
Прежде хоть что-нибудь признавалось, кроме денег, так что человек и без денег, но с другими качествами мог рассчитывать хоть на какое-нибудь уважение; ну, а теперь ни-ни. Теперь надо накопить денежки и завести как можно больше вещей, тогда и можно рассчитывать хоть на какое-нибудь уважение. […]
Воровать гадко, подло, – за это на галеры; буржуа многое готов простить, но не простит воровства, хотя бы вы или дети ваши умирали с голоду. Но если вы украдете из добродетели, о, вам тогда совершенно всё прощается. Вы, стало быть, хотите faire fortune [составить состояние] и накопить много вещей, то есть исполнить долг природы человечества.
Вот почему в кодексе совершенно ясно обозначены пункты воровства из низкой цели, то есть из-за какого-нибудь куска хлеба, и воровство из высокой добродетели. Последнее в высочайшей степени обезпечено, поощряется и необыкновенно прочно организовано. […]
Кого же бояться? Работников? Да ведь работники тоже все в душе собственники: весь идеал их в том, чтоб быть собственниками и накопить как можно больше вещей…[…]
Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает всё что угодно, а тот, с которым делают все что угодно. […]
…Кроме свободы, есть еще равенство, и именно равенство перед законом. Про это равенство перед законом можно только сказать, что в том виде, в каком оно теперь прилагается, каждый француз может и должен принять его за личную для себя обиду. […]
…Бой кончился, и вдруг буржуа увидел, что он один на земле, что лучше его и нет ничего, что он идеал и что ему осталось теперь не то чтоб, как прежде, уверять весь свет, что он идеал, а просто спокойно и величаво позировать всему свету в виде последней красоты и всевозможных совершенств человеческих. Положение, как хотите, конфузное.
Выручил Наполеон III. Он как с неба им упал, как единственный выход из затруднения, как единственная тогдашняя возможность. С тех самых пор буржуа благоденствует, за благоденствие свое платит ужасно и всего боится, именно потому, что всего достиг.
Когда всего достигаешь, тяжело становится все потерять. Из этого прямо выходит, друзья мои, что кто наиболее боится, значит тот наиболее благоденствует».
Поразительно всё-таки, как в этих цитатах из очерка Ф.М. Достоевского «Зимние заметки о летних впечатлениях», опубликованного в 1863 г., так много угадано в жизни современной России
Всё это – пусть и несколько видоизмененное – наблюдаем мы и сегодня:
И неутолимое желание «накопить денежки и завести как можно больше вещей», гарантирующее не только комфорт, но и «уважение».
А еще «свобода… делать всё, что угодно», «когда имеешь миллион».
И весь этот простой люд («работники», отнюдь не «буржуа»), «задрав штаны» вприпрыжку бегущие на сей раз не «за комсомолом», а за теми, кого мы обычно называем «новыми русскими». (Хотя, собственно, почему и не «за комсомолом»? – Ведь многие из этих «новых русских» как раз вышли из «ленинского коммунистического союза молодежи», будучи не просто рядовыми его членами, а секретарями, завотделами разных его подразделений.)
И, конечно, счастливо «с неба упавший», выручивший их всех «Наполеон III».
При котором «журналы неподкупны».
И как-то легко соглашаешься раскошелиться «на шпионов».
И «не смеешь пикнуть слова о мексиканской экспедиции».
Но ведь зато и воровство – не ради «куска хлеба» (непременно жестко караемое), а для того, чтобы «составить состояние», – «обезпечено, поощряется и необыкновенно прочно организовано».
В таких условиях ни французскому «буржуа» (тогда), ни «новым русским» (сегодня) ничего не остается как «благоденствовать».
Но «за благоденствие свое он платит ужасно и всего боится, именно потому, что всего достиг».
По верному замечанию современного поэта и переводчика Владимiра Микушевича, «богатый человек в России никогда не уверен, действительно ли он богат и будет ли он богат завтра. Богатый в России не доверяет никому».
От этого липкого вечного страха никуда не скрыться.
«Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?»
Куда же от ЭТОГО, в конце концов, сбежишь, если не обратишься?