Схватка с Богом Иакова, получившего имя «Израиль» («Борющийся с Богом»).
«Слов кощунственных творец» (начало)
«В редакции сидит неимоверная сволочь… Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера “Безбожника”, был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее: ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно Его. Не трудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».
Михаил БУЛГАКОВ.
Главный герой романа Горенштейна «Псалом» (причем, герой именно положительный) – Антихрист.
Случай в литературе, созданной на русском языке, едва ли не уникальный.
«Дан из колена Данова, Аспид, Антихрист».
«Дан Яковлевич»
«Созданный не для благословения, а для суда и проклятия».
«Дан, Антихрист, как все еврейские дети, был легко раним и злопамятен».
Изредка промелькнет и его истинный лик: «Огненные, смертоносные глаза Аспида глянули сквозь мягкие, кроткие еврейские черты любимого и воспламенили его ненавистью Преисподней [sic!], Божьей Всемiрной Казнью…»
Но потом, вдруг, начинаются вещи необычные, непривычные, странные…
Оказывается вдруг, что он «посланец Господа» и вовсе «не тот Антихрист, о котором кликушествуют [sic!] христианские живописцы и проповедуют философы, не Антихрист – враг Христа, и не тот Антихрист, которым балуются мистики-модернисты, называющие Антихриста Творцом и ставящие его выше Бога, а Антихрист, который вместе с Братом своим делает Божье… Один послан для Проклятья и Суда, другой для Благословения и Любви…»
Вот тут-то и становится, наконец, ясным, в чём дело: оказывается у Антихриста есть «брат из колена Иудина, дома Давидова, Иисус».
Этот последний, намеренно искаженный персонаж, кроме некоторых чисто формальных признаков, ничего общего не имеющий с Господним образом, слабой, крайне размытой тенью проходит по всему роману.
Но и в таком виде, как станет ясно далее, эта специально созданная автором «для битья и поругания» кукла концентрирует на себе всё же острое неприятие заматеревшего в своей утробной ненависти иудейского мiра.
Конечно, учитывая читательскую аудиторию, подход Горенштейна к изображению «Христа» и взаимодействию его с Антихристом на страницах романа не столь прямолинеен, как некоторые высказывания его, затем уже, в прессе и публицистике.
Автор как будто проверяет: готовы ли уже читатели, дозрели ли, наконец?..
Илья Глазунов. Христос и антихрист.
Вынужденно скрывая глубинные свои чувства, он не говорит открыто, действует исподтишка, пытаясь убаюкать читателя.
Иногда он как бы воздает этому своему туманному герою должное, но исключительно только для того, чтобы затем вернее удушить его в своих объятиях.
«…Христос был человек острый, глубокий, общающийся с Богом. Христос считал себя иудеем и был иудей из секты фарисеев».
В Моисеев Закон «Иисус Христос, иудей, верил сам всей силой своей великой души».
А еще, оказывается, он «жил и боролся ради своего народа и умер от рук тех, кто сотрудничал с римскими оккупантами, кого по нынешним временам именуют коллаборационистами. Так же, как свои угнетенные братья не поняли его любви к ним, так же и чужие угнетатели не поняли его ненависти к ним».
Дуччо. Христос перед Анною. Алтарь «Маэста». 1308-1311 гг. Сиена.
Уже и в приведенных нами цитатах ясно направление авторской мысли. Еще более откровенно оно выражено в сравнительной характеристике обоих героев.
«От полноты силы и похода льва родился Мессия-Христос, от Аспида, змеи, заменявшей древним палачам и самоубийцам орудие смерти, родился Антимессия-Антихрист».
«…Для гонителей принес спасение Христос и для ненавидящих, ибо страшны мучения их. Страшны страдания злодея-гонителя».
«Христос: ходатаем за преступников, которых большинство. Однако не ходатаем за жертвы».
«…Только на Христа может уповать злодей, и Христом будет он прощен и утешен за пролитую им, злодеем, кровь. Но Господь не простит, ибо Христос – Спаситель, а Господь – Творец. […] … Христос послан Господом для того, чтоб не оставить тех, кого оставил сам Творец – Господь».
«Христос в религии является лишь ходатаем преступника. За жертву же ходатайствует Антихрист».
Дуччо. Христос перед Кайафой. Алтарь «Маэста». 1308-1311 гг. Сиена.
«…Господь отдает в произвол нечестивцу многих за грехи их и отдал в произвол даже Заступника за грехи чужие, Заступника, посланного для благословения, но он никогда не отдает в произвол нечестивцу Аспида, Антихриста, посланного для проклятия. Ибо Антихрист есть судья нечестивцу, как и судья всему сущему. […] Не в его власти спасти и помочь, но в его власти осудить и погубить».
«Для гонителей Христос – Спаситель, для гонимых Антихрист – Спаситель»
«…Сказал Дан […] – меня нашли не искавшие меня… Те же, кто ищет, – добавил Дан, помолчав, – не найдут… Я открылся тем, кого избрал сам, а не тем, кто избрал меня… Те же, кто избрал меня, пусть вспомнят слова Брата Моего, Иисуса из колена Иудина, о своих злых детях и чужих добрых псах… Не отнять псам у детей куска, хотя бы и у злых детей… Только через веру они свой кусок получить могут… Детям же и без просьбы кусок подают… Так говорит Христос… Поскольку либо у тебя есть стая сильная, которая отнимает, либо есть Бог, который подает…»
«…От пятой казни – жажды и голода по Слову Господнему – не спасется нечестивец, и не спасет его ходатай за преступников – Христос. От голода по Слову Господню, от жажды по утешению Господню умрет нечестивец в муках. Зато праведник насытится Словом Господним».
Дуччо. Поругание Христа. Алтарь «Маэста». 1308-1311 гг. Сиена.
«Читая роман Фридриха Горенштейна “Псалом”, – справедливо пишет об особенностях этого произведения критик Наталья Иванова, – испытываешь чувство погружения – виток за витком – в особое, затягивающее пространство. В воронку, одним словом. И затягивает читателя Горенштейн туда, куда на самом деле ни попасть, ни выбраться без помощи автора невозможно…»
Да и как тут «выберешься», если, как отмечает с восторгом та же Наталья Борисовна, «Антихрист у Горенштейна – отнюдь не враг Христа, […] Антихрист у Горенштейна “вместе с Братом своим делает Божье”, помощник Христа, только с другой стороны...»
Более вменяемы в этом отношении другие авторы, писавшие о романе.
Если отбросить их восторженные эпитеты, суть авторского взгляда они всё же отражают верно.
«Антихрист, – отмечает Григорий Никифорович, биограф Горенштейна, – изображенный не как враг, а как друг и брат Христа – такой концепции в русской литературе до Горенштейна не бывало. [Еще бы! – С.Ф.] […] Да и сам Иисус – брат Дана – у Горенштейна тоже не похож на канонического Христа. Он в первую очередь иудей, сын своего народа, проповедующий не разрушение своей религии, но ее развитие и обновление…»
«В финале романа, – пишет доктор филологии Элина Гиршевна Васильева, – Дан-Антихрист раскрывает перед своими детьми свое настоящее предназначение – Спасителя своего народа, ставшего гонимым. Функции Христа и Антихриста смещаются. И в настоящем именно Дан становится Мессией своего народа, чья судьба пока судьба гонимых».
«Для чего Дан, он же Антихрист, посетил землю, – рассуждает друг писателя Борис Хазанов, – отчасти становится понятно на последних страницах романа. Поучение Дана представляет собой антитезу Нагорной проповеди. […]…Обезсилевшее христианство нуждается в новом учителе, который велит отнюдь не благословлять гонителя, но видеть в нем награду и благословение. Антихрист – не противник Христа, дьяволово отродье, но какой-то другой, новый Христос».
Владимiр Матвейцев. Поцелуй Иуды.
Христом и Антихристом дело в романе «Псалом», однако, не ограничивается. Кощунственное извращение фактов (причем, общеизвестных и общепринятых) Фридрих Горенштейн продолжает и далее.
Под его пером Иуда превращается в «человека наивного, недалекого, но совестливого».
«Иуда Искариот, который в христианской литературе и Евангелии от Иоанна представлен как исчадие ада, в действительности, – читаем в романе, – […] был лишь оружием в руках наиболее опасных и хитрых врагов Иисуса среди апостолов, которые так и остались неизвестными.
Иуда же был просто наиболее наивный и прямодушный, менее всего умевший скрывать свои чувства, и Иисус, подозревавший среди апостолов заговор, указал на Иуду просто потому, что Иуда, безусловно, по чьему-то хитрому умыслу, более других бросался в глаза. […]
Так пал Иисус жертвой не только внешней ненависти сотрудничавших с римлянами коллаборационистов, но и внутреннего заговора апостолов, научивших Иуду и выставивших его напоказ. […]
Иуда обозначен в христианской литературе и христианском мышлении как образ канонического предателя, дабы скрыть предателей тайных, разумных и подлинных. И по сей день эти предатели числятся в святых апостолах, и в честь их воздвигнуты Божьи храмы».
Микеланджело Караваджо. Распятие Апостола Петра.
Согласно мерзким фантазиям Горенштейна, «Иисус» стал «постепенно испытывать отвращение к апостолам, к этой избранной им не по желанию, а по необходимости духовной черни…»
«Христианство, – продолжает далее возведение своего замка на песке Горенштейн, – начавшее свой исторический путь с заговора апостолов против Христа, понимает, конечно, что главное, чего ждет человек от религии, это успокоения, за которое он согласен платить покорностью. […]
Апостольское христианство гордится своей любовью к человеку, в действительности же в основе всей его морали лежит преувеличенный смысл и значение человека в Божьем мiре, и здесь они сродни атеистам».
Никколо дель Аббате. Обращение Апостола Павла. Около 1552 г.
Предметом особой ненависти писателя является апостол Павел, которого он характеризует как «первого выкреста на земле»:
«…Клевета и ложь явились уже в самом апостольском начале и еще более укреплены были апостолом Павлом из колена Вениаминова, никогда не видевшим Иисуса, не слышавшим Его живого Слова и происходившим из бывших врагов его Учения…»
Энрике Симоне. Усекновение главы Апостола Павла. 1887 г.
Мы приводим все эти цитаты не только для того, чтобы продемонстрировать едва прикрытые внешними приличиями клокочущие в недрах иудейского мiра страсти по отношению к Господу, Апостолам, Его Церкви, христианам, неважно ходят они в храм или нет (даже сам факт крещения не всегда имеет для них значение, главное – происхождение, по ветхозаветному принципу крови, в которой душа человека).
Наряду с чужой (гойской) кровью, крестовое («трефное») – им что твой нож острый.
Мученическая кончина архидиакона Стефана. Миниатюра Минология Василевса Василия II. Константинополь. 985 г. Ватиканская библиотека. Рим.
Этот слишком уж откровенный эксгибиционизм Фридриха Горенштейна поставил академика В.В. Иванова, автора предисловия к первому в нашей стране изданию романа, как ученого с мiровым именем, в весьма затруднительное положение.
«Самой озадачившей меня частью философских или историософских рассуждений в романе, – писал, извиваясь, словно уж на сковородке, Вячеслав Всеволодович, – мне представляется постоянно повторяющийся лейтмотив противопоставления иудаизма как истинной религии историческому христианству, против которого герои Горенштейна да и сам автор имеют много возражений.
Сам Христос мыслится ими как один из древнееврейских пророков, и в той мере, в какой его первоначальное учение продолжает Моисеево, Горенштейн готов его принять или хотя бы с ним считаться.
Но в последующем христианстве или христианской церкви ему чудится [sic!] отпадение от древней веры, частично им объясняемое тлетворным греческим влиянием. […]
Меня как историка религии и культуры смущает несколько примитивный дуализм философии Горенштейна. […] …Герой его романа – Антихрист – мыслит себя как прямое противоположение своему Брату – Христу. Но если продумывать эту мысль до конца, то сюжет романа кажется недодуманным и ущербным».
Продолжение следует.